Через несколько недель нам удалось добиться возвращения прежних норм питания, положенных военнопленным, и мы уже не были вынуждены обходиться чрезвычайно скудным тюремным рационом. Кроме того, вскоре нам посчастливилось установить связь с товарищами из других камер. Для этого пришлось освоить привычки и обычаи русских заключенных. С помощью тюремной почты была налажена регулярная почтовая переписка, а используя железные кружки, можно было отлично «перезваниваться» через трубы системы отопления и даже через тюремные стены метровой толщины. Так что мы всегда были отлично информированы о том, что происходит в других камерах, кто и по какому поводу спорит с тюремной администрацией. Наши охранники часто удивлялись, почему немцы всегда действовали так организованно, хотя они и сидели в разных камерах и на разных этажах тюрьмы.
Неожиданно в конце февраля 1950 года почти половину заключенных из нашей тюрьмы куда-то увезли со всеми их скудными пожитками. Как через несколько дней мы узнали от надзирателей, их якобы должны были отпустить на родину. Дискуссии, соответствовало ли это действительности или нет, не утихали в течение нескольких следующих недель. Тем не менее сначала вообще ничего не происходило, пока в конце апреля неожиданно не наступила и наша очередь. Однако, когда нас вывели из тюремных ворот и под усиленным конвоем с собаками усадили на грузовики, большинство из нас было настроено уже скептически. Нас загрузили в обычные тюремные вагоны, и через несколько дней мы выгрузились на вокзале в Сталинграде. Нас отвезли в лагерь для военнопленных недалеко от тракторного завода. Когда мы прибыли туда, то встретили там несколько сот немецких военнопленных, которые рассказали, что наших товарищей, прибывших сюда два месяца назад из Сызрани, действительно несколько недель назад отпустили в Германию. Руководство лагеря полуофициально сообщило нам, что и нас вскоре отпустят.
Постепенно нас начали привлекать к работе. Поскольку в Сталинграде военнопленные работали в основном на стройках, а существовавшая в то время система расчета позволяла им зарабатывать до двухсот рублей в месяц, то поначалу никто из нас не противился этому. Во-первых, после долгих лет, проведенных в тюрьме, заработанные деньги позволяли несколько поправить пошатнувшееся здоровье (некоторые из нас уже в пятый или шестой раз за время пребывания в плену признавались дистрофиками). Во-вторых, из достоверных источников мы вскоре узнали, что наши уехавшие товарищи действительно прибыли на родину. Поскольку в приговорах, вынесенных им и нам, не было никаких различий, то у нас не возникало сомнений в том, что и нас отпустят. Следует признать, что и русское руководство лагеря сначала тоже придерживалось мнения, что мы пробудем здесь совсем недолго. После того как нас в мае перевели в лагерь для военнопленных № 1, находившийся на холме западнее завода «Баррикады», мы начали работать на стройплощадках по возведению жилых домов для горожан недалеко от этого завода. Хотя до сих пор никто из нас никогда не имел дела со строительством домов, но каждый, у кого были хоть какие-то способности, постарался стать «специалистом» в каком-нибудь строительном деле. Через четыре недели из толпы пленных, которые до сих пор трудились только на строительстве дорог и в каменоломне, образовалась опытная строительная бригада, насчитывавшая почти 30 человек. В ней были свои каменщики, штукатуры, плотники, столяры, бетонщики, мотористы, стекольщики, асфальтоукладчики и другие специалисты. Поскольку бригадиры тоже не обладали специальными знаниями в области строительства, то вскоре все расчеты по русским строительным нормам и руководство стройкой оказались в руках немцев. Только несколько мастеров и руководитель объекта были русскими. В зависимости от того, на чем специализировалась бригада, она принимала дом или для возведения, или для отделки. У любого немецкого строителя волосы встали бы дыбом, если бы он увидел, с какой беспечностью мы брались за незнакомое нам прежде дело. Но для нас было важно только одно: чтобы в конце месяца были заработаны рубли. Обычно наша фактическая производительность труда составляла от 50 до 60 процентов, но для получения зарплаты требовалось не менее 120 процентов. Однако в зависимости от умения, с которым нормировщики разбирались с кучей бухгалтерской документации, чтобы, ловко пользуясь логарифмической линейкой, карандашом и математикой, поднять на бумаге производительность труда бригады, она могла достигать от 140 до 150 процентов, а иногда и больше.
К нашему удивлению, тогда большая часть Сталинграда была уже восстановлена. Все крупные заводы и фабрики, тракторный завод, «Красный Октябрь», «Баррикады», уже снова работали на полную мощность, и в 1953 году число руин в городе было незначительным. Правда, надо иметь в виду, что сразу после окончания Сталинградской битвы туда было брошено большое число заключенных и гражданских лиц. Это делалось с такой решительностью, на которую был способен только советский режим. Для тех из нас, кто еще совсем недавно сражался на улицах Сталинграда, каждое место, где мы когда-то побывали, было хорошо знакомо и вызывало бурю чувств.
Летом 1950 года, после начала войны в Корее, мы постепенно начали понимать, что не стоит рассчитывать на скорое возвращение домой. Если мы даже и не были убеждены в том, что нам придется провести в этих условиях все двадцать пять лет, то все равно не могли себе представить, когда же положение коренным образом изменится. Единственное, что улучшилось, — это наше физическое состояние и здоровье, так как каждый человек в лагере, даже инвалиды, которые не ходили на работу, имели возможность заработать рубли, чтобы купить себе продукты питания. С конца 1950 года нам снова была разрешена почтовая связь с родиной, которой мы лишились с декабря 1949 года, когда нас бросили в тюрьму. С февраля 1951 года нам разрешили получать и посылки, содержимое которых помогло нам пережить трудные времена.
До конца года в четырех разных лагерях в Сталинграде было собрано от четырех до пяти тысяч немецких, итальянских и румынских солдат и офицеров. Их свезли сюда из лагерей для заключенных со всех уголков Советского Союза. Они прибыли с побережья Северного Ледовитого океана, из Воркуты, из штрафных Марийских лагерей, с монгольской границы, с озера Байкал, с Чукотского полуострова, короче говоря, из всех тех районов, в которых содержали большую часть заключенных. Теперь можно было установить, по какой схеме происходило вынесение обвинительных приговоров. Наряду с «уголовными элементами», преступления которых заключались в основном в краже продуктов питания, которые они совершили, умирая от голода, что по советским законам каралось очень строго, остальных заключенных можно было разделить на следующие группы. Во-первых, это все члены СС, во-вторых, военнослужащие всех подразделений, которые принимали участие в подавлении партизанского движения, в-третьих, служащие полиции, юристы, казначеи, дипломаты и офицеры Генерального штаба. И наконец, в последнюю группу входили все те, кто каким-то образом провинился во время нахождения в плену.
