пародийность. Это явно сочинение официальных советских юмористов. А вот, например, «Джон в Америке родился, и в Америке он рос, он с чувихами кадрился в южном штате Анжелос» пелось уже в наше время, и совершенно искренне.
Лёша Кеменов все время жевал жвачку, курил неизвестно где раздобытые иностранные сигареты и через каждое слово говорил слова «виски», «коктейль», «рок-н-ролл», «Бродвей» – часто некстати. Кажется, он просто наслаждался звуком этих слов. Хвастался заграничными знакомствами. Точнее, знакомством с девочкой, у которой папа был вице-консул в Сан-Франциско. Скажите, какая цаца! Не посол, а консул, и не консул, а вице. Но это сейчас – а тогда для наших ушей звучало как музыка: «вице-консул в Сан-Франциско»! Все эти разговоры шли среди ребят, которые съезжались на перекрестке дачных аллей на своих велосипедах. Кто-то спешивался, кто-то упирался в землю ногой, не снимая другой ноги с рамы. Старшие ребята разговаривали, а мы – ну, я, во всяком случае – тоже старались присоединиться к компании. Меня не гоняли, но давали понять, что я еще маленький. Например, один парень говорил, что опять чей-то двоюродный брат, какой-то пом. зам. торгпреда в Марселе, принес заграничный презерватив с усами. И тут же ко мне – небольный щелбан по лбу или просто легкий встреп по затылку: «Мистер Драгунский-джуниор! Ду ю ноу вот даз ит мин – презерватив?» Я, конечно, не знал. И честно мотал головой. Все смеялись и продолжали обсуждать какую-то выдуманную «стильную», то есть сладкую жизнь.
Потом Лёша Кеменов, окончив журфак, стал работать на радио. Когда мне было уже к тридцати, я вдруг встретил его на дачной аллейке. То да сё, как дела, что слыхать? «А я вот в сельскохозяйственной редакции, – неожиданно грустно сказал Лёша Кеменов и усмехнулся. Как бы засмеялся сам над собой. – Езжу по колхозам. Передачи про ударников труда. Беру интервью у знатных доярок». – «Интервью берешь?» – сказал я и подмигнул, припоминая знаменитый анекдот. «Да брось ты, – мрачно махнул рукой Лёша Кеменов. – Обыкновенные интервью. Обыкновенные доярки. Комбикорм, удой, соцсоревнование. Кто бы мог подумать… Вот скажи, старик, вот честно скажи, ты такое про меня мог подумать?» – «Нет, – честно сказал я. – Про тебя, Лёша, я такого подумать не мог». – «Вот и я тоже, – сказал он. – Ну давай!» Повернулся и пошел – высокий, сутулый, носатый, неожиданно унылый.
Отцом Лёши был известный искусствовед и какое-то время замминистра культуры РСФСР Владимир Семенович Кеменов, в молодости известный критик-марксист: дружил с Дьёрдем Лукачем. Автор книги о Веласкесе и, главное, хорошо иллюстрированной брошюры, даже не брошюры, а альбомчика в коленкоровом переплете под названием «Против абстракционизма в спорах о реализме». С одной стороны, пошлейший советский погромный текст, а с другой – бесценный источник сведений о современном западном искусстве. Ах, это проклятое время, когда о том, что делается в мировой гуманитарной науке, можно было узнать только из книг под названием «Критика современной буржуазной философии (психологии, социологии, эстетики и т. п.)». В бытность замминистра культуры Кеменов, по рассказам моего папы, вызывал его и песочил за эстрадные скетчи в «Синей птичке». «Вот у вас тут, товарищ Драгунский, – говорил Кеменов, – юмористически упоминаются лауреаты Сталинской премии. Это нехорошо». – «А что делать?» – спрашивал папа. «Скажите просто «лауреаты», – советовал тот. – Зачем лишний раз мусолить имя?» – и вскидывал глаза к потолку.
Дача Дыховичных была одной из лучших в нашем поселке. Не самая большая – были и побольше, например у Симонова и академика Виноградова. Даже у Маклярского. У Дыховичных был дом пятикомнатного проекта, но как он был красиво сделан внутри! Очень удобно и как-то «по-западному», говорила моя мама. Внизу кроме маленькой Ваниной комнаты были две большие – и их соединили в одну. Как бы огромную гостиную и небольшую столовую без дверей, где у стены стоял так называемый бар, а проще говоря, шкаф, уставленный самыми разными бутылками. Разумеется, камин в гостиной. Перед камином два толстых пуфа, сделанных непонятно из чего. Они были очень тяжелые и очень мягкие, но стоило с такого пуфа встать, он тут же принимал прежнюю форму. На камине на разных асимметрично торчащих полочках стояли витые красные свечи. На стенах висели картины.
С картинами у Дыховичного когда-то случился обидный, говоря по-нынешнему, прокол или облом.
Владимир Абрамович за свои эстрадные ревю получал огромные гонорары. Дача, квартира, машина, домработница… Что еще? Он стал собирать картины. Покупал их у разных старичков и старушек. Не прошло и двух лет, как собралась завидная коллекция. Крамской, Перов, Савицкий, Маковский. Конечно же, Айвазовский. Репин, Левитан, Поленов. И вот однажды он решил оценить свое собрание.
Позвонил в Третьяковскую галерею. Эксперт приехал в тот же день. Его провели в гостиную. Он молча обошел комнату, небрежно оглядел то, что висело на стенах, сел в кресло, улыбнулся, потер руки и сказал: «Ну, что же… А теперь показывайте картины!»
Но это еще не конец истории. Через пару недель пришла очередная старушка. Принесла икону. Просила пятьсот рублей («по-старому»). Но три часа обидной беседы с экспертом не прошли даром. Дыховичный пристально и критически посмотрел на икону. На первый взгляд икона как икона: фигуры на золотом фоне, нимбы и все такое. Но лица были какие-то не такие. Очень даже реалистические. На иконах так не бывает! Точно! Неумелая подделка, вроде тех «Репиных» и «Крамских». Он выставил старушку за дверь. А через два дня прочитал в «Вечерке», что Музей изобразительных искусств приобрел уникальную итальянскую картину XIV века.
Но может быть, это завистники придумали!
Вернемся на дачу Дыховичного.
Широкая лестница из просторной прихожей, а наверху, как положено, спальня и кабинет. Рассказывают (я сам, конечно, этого не видел), что в кабинете Дыховичного спервоначалу от дверей до письменного стола шла красная ковровая дорожка. И кто-то из друзей, поднявшись к Дыховичному в кабинет и увидев эту красоту, поклонился и сказал: «Здравствуйте, ваше превосходительство». И Дыховичный тут же, вот прямо в ту же секунду, собственноручно скатал этот ковер и выкинул в окно.
Владимир Абрамович Дыховичный был человеком необыкновенным. Его отец, брат и сестра были знаменитыми, можно даже сказать, великими специалистами в области строительной механики. Отец – главный эксперт страны по железобетону, брат – профессор архитектурного института, сестра – автор конструкции гостиницы «Украина». И только один Владимир Абрамович пошел по части веселых и легкомысленных стихов. Но преуспел в этом не меньше, чем его родственники. Они вместе со Слободским, это была вторая пара эстрадных авторов из нашего поселка, написали чертову тучу пьес, либретто для оперетт, эстрадных обозрений, реприз, интермедий, а
