Рискет далее пишет: «Было более чем когда очевидно [к маю 1988 г.], что военная ситуация заставила южноафриканцев согласиться с решением, которое позволило бы избежать достижения освобождения Намибии через войну»[560]. Адамишин по существу подтверждает это: «Была у нас и закрытая договоренность с кубинцами насчет того, что они не будут переходить границу с Намибией. Но – что тоже было условлено – нет резона заявлять об этом во всеуслышание»[561].
Ричард Блумфилд, бывший американский дипломат, в его в целом трезвом анализе ситуации в Анголе (что нечасто встречается у западных исследователей) писал в 1988 г., до завершения переговоров о политическом урегулировании на Юго-Западе Африки: «Ирония состоит в том, что если урегулирование, организованное США, будет достигнуто, то в большой степени это будет благодаря боевым возможностям тех самых кубинских сил, которые США долгое время считали главным препятствием для такого соглашения, и решению Советского Союза, что Ангола, в конце концов, не является таким уж стратегическим призом»[562]. Он прав в первом случае, но не во втором, например, архивные документы показывают, что 7 февраля 1989 г. Политбюро ЦК обсуждало «дополнительные меры» с целью не допустить ослабления обороноспособности Анголы при выводе из страны кубинских ВОЙСК[563].
Итак, повлияла ли «холодная война» на развитие событий в Анголе? Несомненно. Уже после ее окончания, в 1995 г., Жозе Эдуарду душ Сантуш завил: «Сверхдержавы времен холодной войны, которые в свое время использовали наши разногласия в их прокси-боях, теперь пытаются забыть свои старые разногласия. Но они не должны забывать свои старые обязательства. Мы теперь рассматриваем их как своих партнеров»[564]. Однако период «холодной войны» и иностранной интервенции в Анголе не может рассматриваться как «прокси-бои» между СССР и США. Конечно, тесные связи между Луандой и Москвой вызывали беспокойство у Вашингтона и его союзников. Я скорее бы поддержал более раннее заявление Ико Каррейры, который в мае 1976 г. сказал: «Нам нужно понять, что наш социалистический выбор поставил нас в конфронтацию с империализмом, и империализм будет использовать все средства для борьбы с нами, от саботажа до снабжения небольших вооруженных групп [а позднее – и крупных], пытаясь вызвать нестабильность среди нашего народа»[565].
Неудача САДФ под Куито-Куанавале и продвижение кубинских, ангольских и сваповских войск к намибийской границе создали благоприятную атмосферу для завершения переговоров о так называемом «анголо-намибийском урегулировании» на условиях, приемлемых для Луанды и Гаваны и подписания в декабре 1988 г. соглашений в Нью-Йорке.
Важный вклад в их успех внесли советские дипломаты – В. М. Васев, а затем А. Л. Адамишин[566]. По его словам, «программа-максимум» Вашингтона предусматривала не только «уход из Анголы и ЮАР, и кубинцев плюс независимость Намибии», но и «дополнительный приз – приведение к власти Савимби или, по меньшей мере, раздел власти. В конце концов, американцы снизили свои ставки. Нам было в этом смысле легче. Мы постоянно исходили из того, что выгодное нашим друзьям устроит и нас»[567].
Хотя Адамишин критически относится к некоторым аспектам действий СССР в Анголе, он, тем не менее, справедливо отмечает: «Не приди мы на помощь [в 1975 г.] МПЛА в Анголе, за семь тысяч километров от своих границ, кто бы оказался в выигрыше? Мало сомнений, что ЮАР… Какой оборот приняли бы последующие события в этом регионе, если бы расистская ЮАР прихватила в придачу к Намибии еще и Анголу? Сколько бы еще лет продолжалось ее насильственное доминирование в регионе? Сколько еще лет длился бы апартеид?
Да и тринадцать лет спустя, в 1988 г., все еще в основе своей расистская ЮАР вряд ли по собственной воле ушла бы из Анголы, если не столкнулась бы с дилеммой: воевать с кубинцами по-крупному, объявлять всеобщую мобилизацию, рисковать немалой белой кровью или все же поискать компромисса…
Ясно, что кубинский фактор не был единственным, правительство ЮАР вынуждено было постоянно оглядываться на внутреннее положение в стране. Но кубинское военное давление привело к тому, что на поле боя установилось равновесие, верный предвестник последующих переговоров. Действенной же роль Кубы стала только при нашей поддержке, включая, прежде всего, поставки оружия»[568].
В феврале 1986 г. в докладе на XXVI съезде КПСС М. С. Горбачев заявил о необходимости политического урегулирования региональных конфликтов. Позднее многие журналисты, ученые, да и политики стали представлять это как совершенно новый подход в советской политике. Однако СССР и ранее активно стремился достичь политического урегулирования многих вооруженных конфликтов, в том числе в Корее, Вьетнаме, Южной Азии и на Ближнем Востоке. Вспомним хотя бы, что переговоры о прекращении войны в Корее начались еще в «сталинское время», в 1951 г. (!) Кроме того, выше уже говорилось, что «постепенный вывод» кубинских войск предусматривался и в совместной анголо-кубинской декларации, сделанной от 4 февраля 1982 г., задолго до «эры Горбачева». Основное же отличие заключалось в том, что заявления Горбачева были широко «разрекламированы» и сопровождались активными дипломатическими действиями.
Многие, особенно в Африке, ожидали, что нью-йоркские соглашения и предстоящее достижение независимости Намибии будут содействовать и достижению политического урегулирования в Анголе. В июне 1989 г. заирскому президенту Мобуту удалось организовать конференцию в Гбадолите, у себя на родине. Там в присутствии 18 глав африканских государств состоялось рукопожатие душ Сантуша и Савимби. Однако то ли Мобуту дезинформировал их о реальном содержании договоренностей, то ли Савимби сразу же изменил свою позицию и отказался от своих уступок, но боевые действия между правительственными войсками и формированиями УНИТА продолжались, и соглашение об их прекращении было достигнуто лишь почти два года спустя, 31 мая 1991 г. в португальском городе Бисессе.
Обсуждение событий, которые привели к Бисесским соглашениям, выходит за рамки этой работы. Однако следует все же отметить, что кроме геополитических перемен и изменений в политической системе самой Анголы, их достижению способствовали и успехи ФАПЛА, которые в феврале 1990 г., уже после вывода кубинских войск с юга Анголы в результате «Операции Зебра» смогли (наконец-то!) занять Мавингу.
В своей книге «История СССР. От Ленина до Хрущева» выдающийся французский писатель Луи Арагон утверждал, что в 1920 г. во время советско-польской войны И. В. Сталин в письме В. И. Ленину сетовал на то, что наркомат иностранных дел сводит на нет успехи, которые были достигнуты Красной Армией. К сожалению, мне не удалось найти текста такого письма в подтверждение его слов, но история наших отношений с Анголой в самый последний период существования Советского Союза заставляет вспомнить тот эпизод.
