Коллективизм Сабониса создает игру всем. В команду пришел не просто индивидуально сильный баскетболист, звезда, пришел коллективист. Это Арвидас ставит непроходимые заслоны, это он освобождает партнеров от опеки, это он грамотными действиями расширяет им поле деятельности, это он трудится за двоих. Сабониса подчас упрекают: мало забивает. Во всяком случае, меньше, чем мог бы. И это действительно так. И, в общем–то, справедливое нарекание: центровой такого класса, такого уровня меньше тридцати очков набирать не должен, какие бы другие функции он ни выполнял. Да, Сабонис не торопится забивать. Он бросает, когда у ребят уже нет шансов. Зато он выдает им пасы–конфетки, пасы–сюрпризы, пасы на любой вкус — острые, быстрые (это очень важно — чтобы не успели перехватить), неожиданные для соперников и удобные для партнеров и почти всегда результативные. Пасы из–за спины, через ноги, скрытые (или, как пишут на Западе, «слепые»).
Пасы Сабониса… Сегодня это квинтэссенция баскетбола, баскетбольного спектакля. Они и делают игру спектаклем. Они красивы и элегантны, парадоксальны и в то же время закономерны, они поражают кажущейся алогичностью, а на самом деле всегда подсказаны логикой события. Как опытный шахматист, Арвидас видит игру на много ходов вперед, он просчитывает варианты атаки значительно дальше, чем другие, даже «маленькие», он все делает вовремя и точно.
И эти пасы — не самоцель, хотя иногда кажется, что Арвидас пасует в ущерб собственному броску, что иной пас был лишним. Но через секунду ты уже видишь: нет, все было правильно, даже необходимо, а иначе поступить было просто нельзя. И если тот или другой пас Сабониса не достигает партнера, чаще всего виноват не Арвидас: это его товарищ не сумел предугадать развитие игрового момента и поэтому оказался не на том месте, где нужно.
Да, Сабонис забивает меньше, чем американские профессионалы, выступающие в его амплуа. Но, во–первых, центровых высокого класса среди «профи» больше, чем у нас, а значит, они играют в несколько иной баскетбол. Во–вторых, у них более ограниченный круг действий и задач, нежели у Сабониса. Чаще всего их обязанности только в том и заключаются: оборонять свой щит и забивать. В-третьих, матчи профессионалов длятся дольше, а на площадке центровые времени проводят меньше (дублеры могут показать равноценную игру), у них сохраняется больше сил.
Сабонис же в игре практически все сорок минут чистого времени (меняют его только тогда, когда он уже двигаться не может, когда передышка необходима). И не просто в игре — он ее главное действующее лицо. И задачи, как мы знаем, у него более широкие. Самый коллективный баскетболист среди центровых, он еще и трудяга, каких мало: мощный, ширококостный, сильный, прыгучий, умный, техничный.
Его и опекают лучшие игроки соперников. Чаще всего даже двое. Жестко. Иногда просто грубо. Его бьют. Ему не дают играть. И если бы Сабонис играл только за себя, для себя и сам, это не был бы тот Сабонис, которого я называю великим. Он все делает правильно, я бы даже сказал, мудро.
Его восприятием баскетбола можно только восторгаться. Арвидас все схватывает на лету. Одна из основ баскетбола — продуктивный жесткий заслон. Большая часть игроков и даже центровых его только обозначают. Сабонис овладел этим приемом блестяще. Акцентированные действия на щите, контратака, позиционное нападение, бросок, добавки — у него нет в этих важнейших аспектах игры слабых мест. Он везде хорош. И только когда видит, что ребят прихватили так, что и вздохнуть невозможно, он взрывается сам, атакует сам — и забивает, забивает, забивает… Три суперфинала (1985–1987), в которых «Жальгирису» достались золотые медали чемпионов страны, выиграл Сабонис. Особенно памятен второй, в котором Арвидас буквально забронировал щиты, у него оказался такой процент подбора, какого я в матчах любителей просто не помню…
Сабонис жаден до игры. Он — весь в игре. И, пожалуй, не скажешь, когда он более активен: когда находится на площадке или когда из–за пяти фолов вынужден уйти с поля. Он и на скамейке запасных горячится так, как иные не заводятся и на поле.
Это вообще характерная черта наших ребят, своим поведением олицетворяющих преимущество нашего воспитания. Зарубежные звезды на площадке бьются до последнего. Еще бы, они отрабатывают огромные гонорары. Но стоит их заменить, как создается впечатление, что они совершенно выключаются из игры, что их абсолютно не волнует, что происходит на площадке, как там дела у товарищей.
Вот запомнившийся момент, ЦСКА играл в четвертьфинале розыгрыша Кубка обладателей кубков 1985–1986 годов с французским «Стад Франсэ». У гостей в игре выделялся знаменитый югослав Радованович. Но стоило ему получить пятый фол и усесться на «банку», как сразу стало видно: все происходящее ему безразлично. Свое дело он сделал отменно, а все остальное — не его забота.
Наш игрок так вести себя не может. Не может — и все. Сабонис отличается особенным настроем. Это боец за идею, за товарищество. Именно у Сабониса такое отношение к игре развито до высочайшего уровня. Он умеет биться так, как немногие. Конечно, это воспитано в нем командой, тренерами, комсомольской организацией, самим психологическим климатом, традиционной спайкой внутри коллектива. И в том наше огромное преимущество перед зарубежными соперниками в экстремальных ситуациях. Сабонис и в данном плане выделяется. И одной из причин нашего поражения на чемпионате мира‑86 в Испании как раз было то, что индивидуализм занял место традиционного коллективизма, что оказалась утерянной идея товарищества, исчезла атмосфера доверия, был предан забвению классический принцип «один — за всех, все — за одного». К сожалению, и Сабонис изменил себе, что я объясняю издержками возраста. Молодость еще бродит в нем. Отсюда, кстати, и его невыдержанность. Игровая страсть, даже злость подчас мешают ему (как ужасно помешали в финале розыгрыша Кубка европейских чемпионов — турнире, где давно уже столь успешно не выступали советские клубы и где «Жальгирис» вполне мог выиграть, не поддайся команда на провокации югославских болельщиков и игроков загребской «Цибоны»). Сабонис не прощает чужих ошибок (но и чрезвычайно строг к самому себе), ругает ребят, даже стал покрикивать на них. Но делается это не со зла, не из–за каких–то там звездных замашек, а главное — не в ущерб общему делу. Сабонис объединяет всех в стремлении к победе, в борьбе за победу (тем более было странно видеть его таким несобранным, как бы даже равнодушным — в общем, совершенно непохожим на себя на чемпионате в Испании: там он не горел, не страдал, не бился, а лишь изредка сверкал, напоминая в редких эпизодах и какими–то черточками настоящего Сабониса). И сам не щадит себя. Он готов костьми лечь ради команды, ради общего выигрыша. Он кипит. Он рвет и мечет. Его нельзя представить себе спокойным, флегматичным, какими в большинстве своем и предстают перед нами высокорослые люди. Отличительная черта Арвидаса — необычный (тем более для прибалта), поистине южный, брызжущий через край темперамент. И меня, человека, ставящего всегда высокие цели, такая самозабвенная отдача, такое горение, такое искреннее участие в общем деле не могли не привлекать, не волновать, не восхищать.
