Сегодня к одиннадцати часам Дина и Катя пришли к нам сказать до свиданья и пожелать счастливого пути. Мы сфотографировались, потом побросали кое-как своп вещи в машину - ростовское солнце уже невыносимо пекло - и, распрощавшись с подругами, выехали из города по направлению к Ольгинской.
- Руфа, что тебе запомнилось об этой станице? - опрашиваю в пути.
- Очень мало. Мы ведь недолго в ней стояли - отступали тогда... Жили в длинном коровнике, который в шутку называли гостиницей "Крылатая корова".
- Мне не забыть полеты из Ольгинской. Ходили на задание под Таганрог, на Миус. Вся земля между Ростовом и Таганрогом горела. В Ростове полыхали пожары. Кажется, именно в те ночи я до конца осознала, какое страшное бедствие обрушилось на нашу страну.
- Нелегко нам было тогда, при отступлении...
В станице Ольгинской на улицах - ни души. Будто все живое вымерло от палящего зноя.
Подошли к дому - второму от края со стороны бывшего нашего аэродрома.
Вышла Мария Федоровна Шевцова. Мы представились и разговорились.
- Тут ведь в то время стояли и мужчины-летчики, - вспоминает она, целый полк. Помолчав немного, добавила:
- Двух летчиков похоронили здесь. Немецкий самолет напал...
Помню, как шли за машиной на кладбище. Уже вечерело. Лил дождь. Машина то и дело застревала в грязи. Мы вытаскивали ее и опять шли. Долго, будто через всю Россию.
По лицу женщины пробежала тень. Она вздохнула и, глядя куда-то вдаль, с глубокой печалью сказала:
- Много в ту пору погибло людей. Не дай-то бог еще раз пережить такие лихие времена... А вы из того девичьего полка, значит? - стряхнув с себя тяжелые воспоминания, спрашивает Мария Федоровна.
Мы рассказали вкратце о том, где и как воевал полк. Мать и подошедший сын Николай слушали внимательно и, кажется, с удивлением. Они с интересом просмотрели книгу "Героини войны", портреты наших девушек.
- Где бы такую достать? - перелистывая страницы, поинтересовался Николай. - Хорошая, видать.
Эх, жаль, что взяли с собой один-единственный экземпляр. Как было бы кстати подарить сейчас книгу! Не додумали.
- Вышлем из Москвы, - пообещали.
Уже на трассе спохватились, что не записали точного адреса Шевцовых. Непростительная рассеянность.
- Это от жары. Ничего, не расстраивайтесь, уточним через поссовет, успокаивает нас Леша.
Около девяти вечера съехали в посадки. Готовимся ко сну. Очень устали за сегодняшний день - ночью-то почти не спали, а с утра задыхаемся от жары.
- Девочки, что-то вы приуныли, - замечает Леша.
- Притомились малость, - нехотя отвечает Руфа, залезая в спальный мешок.
Заканчиваю писать. Спать, спать...
31 июля
Чудесное, свежее утро. Мы хорошо выспались и чувствуем себя превосходно. Готовы в бодром настроении и с новыми силами продолжать наш нелегкий путь. Сегодня по плану - найти хутор Воровской. У нас на карте он не обозначен - маловат хуторок для такого масштаба. Перед нашим отъездом из Москвы Ира Себрова - она теперь моя соседка по дому - показала на карте изгиб Кубани и сказала: "Я. отлично помню, что Воровской здесь". Но как к нему добраться, какие дороги ведут туда? Ира помнила этот хутор с птичьего полета, так сказать, а мы-то сейчас на машине едем.
Проезжаем Кропоткин. Здесь нужно съезжать с трассы. По какой улице? Съездов много! Обращаемся за помощью к милиционеру:
- Скажите, пожалуйста, как проехать на хутор Воровской?
- Не знаю. Тут их много всяких хуторов, - получаем короткий ответ.
В растерянности стоим на перекрестке.
Кто-то из шоферов подсказал, что это, может быть, тот, на который нужно ехать через Кавказскую.
Поехали. Трясемся, как и перед Ольгинской, по пыльной неровной дороге. Она капризно петляет, пересекается с другими, такими же проселочными дорогами, ставя нас иногда в тупик - куда сворачивать? Наконец справа увидели широкую пойму Кубани. Чувствую, что едем правильно. Вот дорога пошла прямо по-над обрывом. Потом поворот и... неужели наш Воровской?
У обочины стоит старая женщина с длинной вязанкой хвороста. Спрашиваем, что за поселок впереди.
- А это Воровской, - говорит она, делая ударение на первом слоге.
Сердце так и подскочило.
"Волга" двинулась дальше. Просто не верится, что мы опять в Воровском! Потихоньку едем вдоль длинного ряда домов, где когда-то стояли наши самолеты - хвостами прямо в палисадники.
И тут откуда-то с глубокого дна моей памяти всплыли один за другим и замелькали кадры из ленты прошлых дней.
...Вот мы прилетели в Воровской. Жительницы ведрами тащат нам прямо к самолетам абрикосы - спелые, сладкие. Я наслаждаюсь. Никогда еще ела абрикосы доотвала. Женщины довольны, что угощение пришлось по вкусу.
...Сижу на свернутых самолетных чехлах, одна. Солнце уже клонится к закату, а моей летчицы, Кати Пискаревой, все нет. Она с самого утра улетела по спецзаданию. Хочется верить, что с ней ничего не случилось, но тревога гложет, как червь, - уж очень часты случаи нападения вражеских истребителей на наши беззащитные ПО-2.
...А это кто в кадре? Что-то темно, ночь наверно. Опять мое лицо? Но почему сижу в передней кабине - я же пока еще штурман? Ах, да! Катя так и не прилетела, задержали в дивизии, а полк снимается по тревоге - вражеские танки подходят к аэродрому. Мне поручили перегнать другой самолет - его некому поднять в воздух. И чего волнуюсь? Ведь мой полет в качестве летчика не состоится! В самый последний момент на связном самолете привезли одну нашу летчицу - она осталась "безлошадной", немец поджег ее самолет. И вот я опять во второй кабине вместе с Таней Алексеевой, старшим техником эскадрильи.
Взлетели...
...Следующий кадр не документальный, кажется. Своими глазами не видела, знаю эту историю только по рассказам действующих лиц. Двое идут по степи: инженер полка Софья Ивановна Озеркова и техник самолета. Ира Каширина. Они идут по территории, уже занятой врагом. В ту ночь, когда полк снялся по тревоге, они выезжали на последней машине. Вскоре произошла поломка Озеркова и Каширина вернулись в полк через месяц. В гражданских платьях с чужого плеча, измученные физически и духовно...
Медленно едем по хутору. Тихо, людей не видно - наверное, все на полевых работах. У одного из домов замечаем двух пожилых женщин, сидят на лавочке в тени деревьев. Знакомимся.
- Помним, помним, были у нас в войну летчицы, - говорит одна, полная, с добродушным лицом и мягкими, неторопливыми движениями - Евдокия Филипповна Ермакова. - Как начнете, бывало, выруливать, так пыль столбами вокруг, улыбаясь, рассказывает она. - Аэродром-то ваш был прямо вот тут, на этом поле. А здесь, где три деревца, школа была, помните? Ее разрушили немцы во время отступления.
