Внимательно читал я этот удивительный документ. В нем было сказано, что соответствующие инстанции согласились сократить срок моего заключения до пятнадцати лет при условии, если я «подробно и правдиво» отвечу на вопросы, перечисленные в этом документе. Служба безопасности будет решать, можно ли считать мои ответы полными и правдивыми. Как всегда, английские власти хотели выступать и в этом деле в роли обвинителей, судей и присяжных одновременно. Читая вопросы, я понял, что их составитель или составители имели весьма смутное представление о разведывательной работе вообще и о моей деятельности в частности.
Прочитав три страницы, я вернул папку Элтону.
— Дело не пойдет, старина. Ваши предложения я считаю смешными. Во-первых, глупо предполагать, что я выдам какие-либо служебные тайны. Ведь с самого начала я сказал, что буду отвечать только на вопросы о самом себе. Во-вторых, я рассчитываю быть на свободе гораздо раньше, чем через двадцать пять или пятнадцать лет.
— Чего же вы хотите?
— Уж во всяком случае не сидеть пятнадцать лет в этой вонючей дыре.
— Наше правительство не может ни освободить, ни обменять вас в настоящее время. Американцы поднимут вой, что мы заигрываем с коммунистами, а этого у нас никто не может себе позволить.
— Все это глупости. Увидите, что пройдет еще немного времени, и сами американцы обменяют советского полковника Абеля на своего шпиона Пауэрса.
А Элтон продолжал твердить, что этому не бывать. Я не стал спорить с ним, но мне еще до ареста было известно, что первые шаги по организации этого обмена уже предпринимались. Отвлекаясь немного, не могу не упомянуть о том, чта ОД‘ нажды рано утром, еще до подъема, тюремщик отпер мою камеру и сообщил мне, что только что слышал по радио весть об обмене Абеля на Пауэрса. Конечно, мне очень хотелось послать моему «крестному отцу» поздравительную телеграмму, но было абсолютно ясно, что тюремные власти не разрешат мне это сделать. Кстати, Элтон считал обмен нереальным, ибо поведение Пауэрса с точки зрения Центрального разведывательного управления было «предательским». Он не уничтожил свой самолет, не убил себя и разболтал все, что знал. А потом Элтон неожиданно спросил меня:
— А вы согласились бы встретиться с представителем ЦРУ? Это было бы в ваших интересах. Ведь правительство знает, что ваша деятельность была направлена главным образом против США, а не против Англии. Это, возможно, поможет вашему освобождению.
До сих пор мне так и неясно, действовал ли Элтон тогда в соответствии с полученными им указаниями или же импровизировал на ходу. Он явно не ожидал моего негативного ответа на предложения его службы. Кстати, и мое полное равнодушие к выдвинутой им идее переговоров с ЦРУ поставило Элтона в тупик. Мне-то было абсолютно ясно, что ему поручили попытаться добыть сведения о моей работе не только в Англии, но и в Америке.
И вот тогда мой «куратор» сделал попытку запугать меня.
— Американцы, возможно, потребуют вашей выдачи им, поскольку вы работали против США до переезда в Англию, — мрачно буркнул Элтон. — Во всяком случае, вас передадут американцам после того, как вы отбудете свой срок заключения в Англии. Вам было бы гораздо лучше отбывать два наказания сразу.
Элтон в данном случае забыл один немаловажный факт. В США разведчика могут посадить на электрический стул даже в мирное время. Но это сделало бы невозможным отбывание приговора в английской тюрьме по первому сроку. Посему я сказал Элтону, что предпочитаю отбывать приговоры не торопясь, один за другим. На этом мы расстались. Операция «Элтон», затеянная британской контрразведкой, провалилась. С другой стороны, в ходе этой операции мне удалось узнать много интересных деталей о причинах моего провала, а также о степени осведомленности британской контрразведки о деятельности моей группы.
Как ни странно, время в тюрьме бежит быстро. Отдельно взятый день тянется бесконечно долго, но все дни настолько похожи друг на друга, что я всегда удивлялся, когда внезапно приходило воскресенье. Дни тянулись нудно, недели летели быстро, а месяцы еще быстрее. Этот парадокс, видимо, имеет какое-то психологическое объяснение. Отрадой была прогулка. В бирмингемской тюрьме заключенные на особом режиме гуляли вместе со всеми заключенными. Это позволяло мне общаться с теми, с кем я хотел. Обычно я гулял с Доналом Мэрфи, членом Ирландской республиканской армии. Его приговорили к пожизненному заключению за участие в налете на военный арсенал в районе Лондона. Как и всех ирландцев, а их в тюрьме было очень много, Донала все звали Пэдди. В тюрьме он был уже седьмой год. Ему едва исполнилось 30 лет, а волосы у него были совсем седые. Он потерял все зубы и успел нажить язву желудка. Держался молодцом. Его уважали не только все заключенные, но и тюремщики. При налете на арсенал никто не был ни убит, ни ранен. Когда Пэдди отбыл три года, ему разрешили, в соответствии с тюремными правилами, приобрести батарейный радиоприемник. Во время прогулок мы обычно обсуждали радиопередачи, которые он прослушал за предыдущий день, а также обменивались книгами, журналами, газетами…
За время отсидки в тюрьме мне довелось встретиться со многими интересными людьми. Чтобы написать обо всех знакомых мне профессиональных преступниках, потребовалась бы целая книга, а быть может, и несколько. Взять, например, Чарльза Вильсона (о котором я уже обещал рассказать), одного из руководителей знаменитого ограбления почтового поезда в августе 1963 года, которое вошло в историю криминалистики Англии как «ограбление века». Процесс над участниками ограбления, или, вернее, теми из них, кого удалось поймать полиции, закончился лишь в начале апреля 1964 года. Кстати сказать, судили их не за вооруженное ограбление, за которое законом предусмотрено максимальное наказание 14 лет тюремного заключения. Власти обвинили участников налета на поезд в тайном сговоре совершить вооруженное ограбление. Казалось бы, о каком сговоре могла идти речь, когда было совершено само ограбление? Однако в Англии настолько глубоко традиционное уважение к закону, что в особо скандальных случаях закон обходят. Используя это юридическое шулерство, суд приговорил большинство участников ограбления к 30 годам тюрьмы… Вильсон появился в- бирмингемской тюрьме незадолго до моего освобождения и был помещен в соседнюю со мной камеру. Он был сразу же переведен на особый режим. Даже прогулки он совершал ότдельно от других заключенных. Держался он очень независимо, даже мужественно, особенно если учесть, что многие уголовники совершенно теряли человеческий облик, будучи приговоренными к нескольким годам тюрьмы. Глядя на него, я часто думал, что он мог бы добиться очень многого в жизни, избери он иной жизненный путь. Кстати, я знал, что Вильсон был лишен права получать почту. Поэтому я собирал для него газеты с откликами на приговор суда по его и его сотоварищей делу. Через несколько дней мне удалось передать их ему. Он уже успел узнать, кто я. Поэтому, едва мы познакомились, он спросил:
