совместимость – умение жить и работать в коллективе.
Решение и приключения при уходе из Института биофизики в 1964 г.
Вот так я и работал. Прошло 2 года. Меня никто не тревожил. Но это интересно кому угодно, но только не живому человеку, которого все считают чем-то вроде живого покойника, обиженного начальством.
Возникли мысли об уходе из Института биофизики. Была и ещё одна причина, ускоряющая мой уход из Института биофизики. Здоровье Эммы неуклонно ухудшалось. Пороки 2 клапанов сердца стали нескомпенсированы. Она больше лежала или сидела. Ей выдали первую группу инвалидности. Только иногда, раз в неделю, она собиралась с силами, заплетала свою метровую косу или делала классическую прическу и в хорошую погоду доходила до скверика перед входом в Институт и сидела там на скамеечке, как классическая красавица. Здоровье её подрывали неизбежные сквозняки при проветривании нашей продолговатой 12-метровой комнаты.
Институт биофизики строил один жилой дом, потом другой. Я писал заявления, чтобы моей семье предоставили квартиру. Получил отказ и первый, и второй раз. И мне передали, что председатель месткома на комиссии т. Михайлов высказался: «Я видел жену Журавлева. Она замечательно выглядит. Он просто спекулирует её здоровьем».
Я твердо решил уйти из Института и купить кооперативную квартиру. Это был период бурного начала жилищного строительства в Москве.
Н.С. Хрущев развернул массовое строительство совершенно приличного, современного для того времени жилья – пятиэтажек. Другим путём смягчить жилищную проблему – проблему коммунальных квартир и бараков – в Москве было невозможно. Большая УДАЧА, что цены на кооперативное жильё в самом начале строительства были доступные. Я понимал, что это скоро закончится. Зевать нельзя, и я сразу решил купить квартиру.
На семейном совете – тесть, тёща, Эмма и я – начали решать: одно- или двухкомнатную. Я твердо решил – только трехкомнатную, и дал заявку – вступил в кооператив в живописном зеленом аристократическом северозападном районе Москвы у канала в Химки-Ховрино, на улице Дыбенко.
Как получить в долг крупную сумму
Но на трехкомнатную квартиру даже первоначальный взнос представлял для меня крупную сумму. Такую сумму мог дать только профессор Б.Н. Тарусов, и я разработал безотказную схему.
Я попросил у него в долг 200 рублей и сказал, что верну через месяц – такого-то числа в 12.00. «Что это так точно?» – удивился Тарусов. Я получил заём и вернул ровно в 12.00. Вскоре я попросил у него 500 рублей и сказал, что верну через 2 месяца в 12.00. «Интересно», – сказал Тарусов и заём дал. И наконец, я попросил у него необходимые 2000 рублей и сказал, что верну через 4 месяца в 12 часов. «Ха! – сказал Б.Н., – это я запишу». Пошёл в Сбербанк, снял эти деньги и дал мне нужный заем.
Ровно через 4 месяца к 12.00 я принес этот долг в МГУ на биофак на кафедру биофизики. Открываю дверь – и меня встречает дикий рев-вопль сотрудников. Б.Н. стоит за своим столом и смотрит на часы, а в кабинете вся кафедра – человек 20. На столе у Б.Н. два ряда бутылок коньяка штук по 10. Оказывается, накануне он сказал: «Вот погодите, завтра придёт Журавлев ровно в 12.00 и принесет мне долг в 2000 рублей». Нашлись сомневающиеся. Тогда Б.Н. предложил поспорить на бутылку коньяка – он в меня верил.
Нашлось 10 человек скептиков, в связи с чем на столе и стояли 2 партии по 10 бутылок. Естественно, что когда я ровно в 12.00 открыл дверь кабинета, и раздался этот радостный вопль.
Так я и купил 3-комнатную квартиру. Друзья, которые меня отговаривали, что скоро очередь подойдет, до сих пор стоят в очереди. А купить квартиру действительно с каждым годом становилось всё дороже. В общем, в наше время не зевай!
Я стал искать работу и нашёл несколько мест. Остановился на лаборатории биофизики в Институте курортологии и физиотерапии Министерства здравоохранения СССР, расположенного почти в центре Москвы на Кутузовском проспекте.
Была ещё одна причина для ухода. Институт биофизики был всё-таки мононаучным. Преобладало изучение только одного физического фактора – ионизирующей радиации. На Всесоюзных научных конференциях, слушая доклады по изучению ультразвука, СВЧ, магнитных полей, УФ- и инфракрасных излучений, я чувствовал необходимость познакомиться с этим более широким набором физических факторов.
Институт физиотерапии был в этом плане идеальной организацией, посмотрел институт, посмотрел лабораторию. Конечно, по сравнению с п/я 3400, т. е. с Институтом биофизики, Институт курортологии выглядел достаточно «нищим», но условия для работы были. Всё-таки целая лаборатория. Вот так, вовсе не от хорошей жизни я согласился на должность заведующего лабораторией.
И началось. Вот тут ещё раз проявилось отношение «нормальных» людей – серых научных работников к членам научного коллектива, у которых в науке были успехи, т. е. к ученым. Ранее я это уже видел на примере Ростислава Фёдоровича Васильева в Институте зимической физики, теперь очередь дошла и до меня.
Я подал заявление об уходе – моё заявление было принято, и приказ освобождал меня по закону ровно через 2 недели – 14 дней. Директор издал приказ о приеме от меня материальных ценностей – комиссией под председательством младшего научного сотрудника нашей лаборатории Саши Попова.
У меня ещё от А.П. Казаева оказались огромные запасы «стекла», деталей и реактивов. Я по простоте душевной составил список 200 пробирок из 2000, 100 колбочек из 1000, 50 чашек Петри из 500 и т. д., т. е. не более 10-5% от того, что имел, и обратился к директору. Тот послал меня к председателю комиссии Саше Попову.
Саша и сказал мне, что не допустит расхищения государственного имущества. Я опешил. На другой день снова обратился к нему:
«Ведь я прошу всего 10 %, и не для себя, а для государственного и притом бедного института».
«Я уже посоветовался с коллективом, – сказал Саша, – все единогласно решили, что разбазаривать государственное имущество мы не будем и не допустим!» – «Как все?» – «Да, все».
Для начала я вскипел, а потом долго переживал, всю ночь не спал, вспомнил фарс, который мне устроил Казаев. Моя лаборантка Валя сообщила мне, что сотрудники лаборатории договорились разделить всё «моё» имущество и приготовили корзины для переноса посуды и реактивов при дележке.
Да! Пощады от этих средних, серых – т. е. нормальных, но обиженных в науке людей, удачливые в науке люди не дождутся. Ясно, что мне они ничего не дадут.
И тут меня осенило – ОЗАРЕНИЕ. Раз так, то и вы, друзья, ничего не получите. Институт был строго закрытый, режимный. Охрана и спецпропуска. Ничего
