8 января.
Приходил И. К. Айвазовский. Рассказывал он нам, как он рисует. Сначала картину он воспроизводит в воображении, долго о ней думает, пока она вполне созреет. Он никогда подобно другим художникам не рисует раньше маленькую картину, чтобы потом нарисовать подобную ей большую. Он обыкновенно делает несколько отдельных эскизов карандашом, которые он складывает в папки, поэтому в его мастерской нет картин, все стены голые. Если бы он нарисовал маленькую, то большую, подобную ей, у него не хватило бы терпения нарисовать. Особенно ложась спать и лежа в темноте, до сна, он вырабатывает в воображении все детали картины, и, когда все созрело, он начинает томиться, пока картина им не передана на полотно. Теперь у него уже созрела мысль картины «Переход израильтян через Черное море»{4}. В ней будет играть большую роль молния, которая освещает израильтян и Моисея и вдали гибель фараона. Эту картину он думает начать и кончить в 8 дней. Просил, чтобы не говорили, что он так быстро пишет (но это все знают), так как, по его словам, многие покупщики картины, покупая, принимают во внимание. что она работалась художником 3–4 года, не понимая, что таланты работают быстро, а менее даровитым нужна кропотливая работа. Он говорит, что ему легко воспроизводить только стихии и явления природы, фигуры никогда ему не удаются.
10 января.
Сегодня моряк Истомин рассказывал некоторые подробности про ссоры и неприятности, которые происходят на эскадре. Дубасов избил офицера Лебедева, а Повалишина оскорбил словами.
Фрегат «Память Азова», оказывается, не может сделать ни одного перехода. Когда впервые Басаргин осмотрел фрегат, он увидел, что если на нем оставить мортиры, то он может перевернуться вверх дном. Поэтому он приказал снять мортиры. Командир фрегата Ломан обиделся на это распоряжение, снял морской мундир и в штатском платье явился к Басаргину просить отставку. Все это было в Триесте и происходило в ту минуту, когда цесаревич подъезжал, чтобы сесть на фрегат, поэтому постарались уладить эти отношения.
Все английские газеты полны рассказами о тех беспорядках, которые существуют на эскадре. Сперва хотели, чтобы цесаревич ехал на пароходе «Орел» добровольного флота, но затем нашли, что это будет стоить очень дорого, разоружили «Память Азова», что тоже стоило очень дорого, и пустили его на фрегате, который еще не был испробован.
Истомин говорил тоже, что новая яхта государя «Полярная Звезда» тоже не удалась, и теперь в Ревеле ее поправляют, а стоила она 6 млн. руб. Первый рейс, пробный, она все время шла на боку.
Про Чихачева рассказал, что, когда ему заметили, что ценз — вредное нововведение, что не будет прежних моряков, он ответил: «Было бы болото, а черти всегда найдутся». Хорош министр!
Начальник Морского училища Арсеньев требует от гардемаринов, чтобы они устраивали бал, и требует 600 билетов для своих знакомых и два отдельных стола с ужином. А гардемарины по большей части все бедняки, бал им обходится по 50 руб. с каждого, а многие и 5 руб. не могут дать. Рихтер и Воронцов (воспитанники) вносят из милости за некоторых из них и дают по 200 руб. и более, что очень безнравственно. А потом газеты восхваляют эти балы.
Рассказывал Истомин о болезни вел. кн. Георгия Александровича. Он боролся, подвыпив, на фрегате с греческим наследным принцем, который путешествует с ними, и тот так неосторожно и неловко его уронил, что он ударился поясницей. К вечеру у него сделалась лихорадка, и с той поры он лежит.
19 января.
Обедал у нас Церпицкий, командир Выборгского полка имени императора германского Вильгельма. Рассказывал, что в Берлине гр. Шувалов собрал всех русских офицеров, там находящихся, чтобы узнать их мнение о германской армии, и предложил всем дать письменные ответы, дав на эту работу час времени. Сам он тоже написал. Когда были прочитаны эти ответы, которые очень высоко ставили германскую армию во всех отношениях, Шувалов сознался, что он, как уже отставший от военного дела, не понимал дела так, что признавал армию германскую хорошей, но не столь блестящей, как сейчас увидел из прочитанных отзывов; что, значит, он вводил правительство свое в заблуждение, не придавая в своих отчетах этой армии никакого значения.
20 января.
Слышала про новую заметку царя на «Царском обозрении» по поводу восхваления одной газетой русского флота и замечания там же, что англичане усмотрели в этом, что их флот уступает в достоинстве нашему. Тут же говорится, что придет время — и мы покорим себе Индию. Царь на этой статье написал: «Верно, дельно сказано, но теперь не время об этом рассуждать, так как цесаревич в эту минуту в Индии».
26 января.
Был Самойлович. Он говорил, что второй том «Истории Екатерины II» Бильбасова решено Комитетом министров сжечь, но автору об этом не объявлено.
8 февраля.
Вишняков говорил, что генерал-губернаторы в заседании Дурново по еврейскому вопросу были очень плохи, особенно Каханов. Игнатьев больше понимает. Речь Плеве заставила губернаторов разом отказаться от выраженных ими раньше мнений. Плеве говорил, что не следует евреев допускать в Думу (теперь 1/3 допущена). Это заставило Вишнякова, ярого юдофоба, сказать против этой меры, так как в Западном крае чем меньше город, тем больше евреев, а другого населения нет; он говорил, что необходимо допустить. Окончательно ничего не решили в заседании.
13 февраля.
Завтракал моряк Истомин. Рассказывал про беспорядки в порту, вызванные начальником Верховским, который, для того чтобы сделать сбережения, так как он от них получил известный процент (он сберег 23 тыс. руб. и получил в награду 2400 руб., его помощники тоже известный процент получили), начал прижимать рабочих: платил не поденно, а поштучно, поместил в старые мастерские, где инструменты работали хуже и дольше. Поэтому рабочие возмутились в числе 800 человек. Вызваны были две роты 8-го экипажа, при виде которых один из недовольных, Чебушев, старик, стал убеждать рабочих не драться со своими. Все послушались и разошлись. Но все-таки в результате этого 100 человек рабочих были высланы из Петербурга, а Верховский достиг своего желания, т. е. привлек к работе матросов, которым дается скудная плата — 20 коп. в сутки. Рабочие во время беспорядков начали разбирать судно «Гремящий».
23 февраля.
Жаконе говорил, что Казембек перевел на русский язык Коран. Цензор Смирнов урезал 13 versets[43], находя их неприличными. Татары всполошились. Приехал оренбургский муфтий, и, кажется, перевод появится полный.
