Руководил школой Борис Михайлович Дьячков, человек душевный, хороший организатор и требовательный начальник. Заместителем по учебной работе у него был известный прыгун с трамплина Виктор Александрович Андреев, который стал душой преподавательского состава.
У меня сохранилась совсем пожелтевшая маленькая, карманного формата книжечка – «Памятка бойца-альпиниста», изданная преподавателями Школы военного альпинизма и горнолыжного дела в декабре 1942 года, которая была в полевой сумке у каждого солдата горнострелкового отряда.
Читаю: «Изучай горную местность. Различай места в горах, где бывают камнепады, лавины, обвалы. Умей ходить по горам. Страхуйся веревкой на крутых и опасных местах. Правильно преодолевай на лыжах снежные склоны. Для умелого бойца-альпиниста нет непреодолимых препятствий в горах. Умей сражаться в висе на веревке, стоя на лыжах и на “кошках”. Стреляй метко, маскируйся умело. Береги оружие и снаряжение. Находи пути в горах. Не оставляй раненого товарища».
Сегодня в такое руководство стоило бы добавить вопросы взаимодействия подразделений и использования новой техники, но главное – работает до сих пор, ведь горы остаются горами: высота, крутизна, ветер, снег, лавины, камнепады, мороз.
Курсанты школы не были новичками в военном деле. Однако в горах своя сложная специфика. Это предъявляло повышенные требования к будущим воинам-альпинистам. При стрельбе в горах цель либо внизу, либо наверху – другая баллистика, иное прицеливание. Топограф без привычки путается в расчетах: в условиях гор маршруты исчисляются не привычными километрами, а часами движения, путь намечается с учетом лавинной опасности, камнепадов и прочих сюрпризов природы. А саперное дело, взрывное?.. И с вьючными животными надо уметь обращаться. И все это с учетом огромной высоты, что вносит свои коррективы.
Будущий горный стрелок – это не только скалолаз, альпинист, горнолыжник, владеющий техникой передвижения в горах, но и командир, хорошо разбирающийся в тактике ведения горного боя. В школе были слушатели (офицерская рота) и курсанты (сержантский батальон). Постепенно, день за днем, школа приобретала тот штат и методы работы, которые были присущи настоящему военному училищу. Это учебное заведение осуществило несколько достойных выпусков специалистов горной войны: командиров, горных стрелков, проводников, подрывников, снайперов, связистов, которые, пополняя горнострелковые отряды, героически сражались на перевалах с егерями дивизии «Эдельвейс».
Неудачно сложился выпуск первого батальона бакурианской школы, который по тревоге был брошен прямо в бой на горячий участок под Туапсе. И сразу же ему пришлось вступить в схватку с врагом, которая для большинства парней оказалась первой и последней. После боя под Туапсе ряды батальона настолько поредели, что он как самостоятельная единица перестал существовать. Каждый из этих ребят сделал все, что мог.
В самой первой атаке, на первом шагу,
Молча рухнул на бруствер под ноги соседу.
Хоть бы пулю, и той не послал по врагу,
Шаг шагнул… Но на шаг к нам приблизил Победу.
В этих строчках ленинградского поэта – горькая правда о павших в первой жестокой схватке с врагом. Однако, какими бы ни были тяжелыми бои на перевалах, это – опыт: война учит быстро. Созданные в короткие сроки отдельные горнострелковые отряды и Школа военного альпинизма и горнолыжного дела в критический момент обороны Главного Кавказского хребта помогли стабилизировать фронт, перехватить у фашистов инициативу в горной войне, научить солдат и офицеров стрелковых частей и соединений 46-й армии основам ведения высокогорного боя и, сбросив егерей с перевалов, перейти в наступление.
Путь следования всех инструкторов военного альпинизма, направляемых на перевалы в горнострелковые отряды, повторю, шел через штаб 46-й армии, находившийся в Кутаиси, а оттуда – в штаб 3-го стрелкового корпуса, дислоцировавшегося в Сухуми. Пройдя через штабы высоких военных организаций, я получил предписание убыть в распоряжение командира 242-й горнострелковой дивизии полковника Г.Г. Курашвили с назначением в 5-й отдельный горнострелковый отряд. Штаб находился в селении Бечо Верхней Сванетии (Земо-Сванетия).
Части и подразделения 242-й горнострелковой дивизии вначале держали оборону в Баксанском ущелье Кабардино-Балкарии против егерей горнострелковой дивизии «Эдельвейс» и румынских горных частей, а затем с наступлением холодов и снегопадов отошли на южные склоны в Грузию, оставив на перевалах заслоны – боевые охранения.
Мой путь в селение Бечо лежал в основном на перекладных. Попутная полуторка доставила до Зугдиди, далее – отметка у военного коменданта города, который дал мне сопровождающего сержанта до контрольно-пропускного пункта. А там у КПП на выезде из города сержант должен был посадить меня в любую машину, где есть свободное место, которая направлялась в Сванетию, к фронту.
Долго ждать не пришлось, и свой двухсоткилометровый путь я продолжил в кузове полуторки вместе с продуктовыми ящиками и веселым старшиной грузином Валико Барамидзе, всю дорогу певшим русские и грузинские песни. Пел очень хорошо, иногда прерывался для того, чтобы рассказать мне о достопримечательностях этих мест и о селениях, которые мы проезжали. Сам он был из Тбилиси и ушел в армию со второго курса консерватории.
Ехали мы днем, была хорошая солнечная погода. Я впервые увидел предгорья Главного Кавказского хребта с южной стороны, из Сванетии. (До войны я в основном лазал по горам с северной стороны, в Кабардино-Балкарии.) Мы проехали большое селение Джвари, миновали старинную сторожевую башню и въехали в ущелье реки Ингури. До села Хаиши добрались быстро. А далее здесь формировались автоколонны, которые передвигались до следующего диспетчерского пункта только в одну сторону. Встречная колонна машин ожидала у дальнего разъезда. Дорога была очень узкая и опасная. Часто видели упавшие в ущелья машины. Разъехаться было очень трудно. Здесь движение машин шло строго в колонну, в одном направлении, и контролировали этот процесс специальные регулировщики. На встречных машинах с перевалов везли раненых и обмороженных. В сторону фронта – продукты, боеприпасы, вооружение и бойцов.
Узость горной дороги объяснялась тем, что на ней вплотную к скале часто были пробиты колодцы, в которые в случае прорыва немцев через перевалы должны были заложить динамит и взорвать трассу на всем протяжении.
Поздно вечером наша полуторка добралась, наконец, до селения Бечо. Штаб 242-й горнострелковой дивизии находился в одном из домиков у дороги. Тепло распрощавшись со старшиной Валико и водителем, которые следовали дальше в Местиа, я направился в штаб. Дежурный проверил мои документы, сообщил, что полковник Г.Г. Курашвили в селении Мазери, расположенном выше по реке Долра, и будет рано утром в штабе, и предложил пройти для ночлега в землянку. Открыв дверь, я попал в душное прокуренное помещение, где уже отдыхало много людей. На потолке была подвешена керосиновая лампа, «летучая мышь», тускло освещавшая этот приют. Не найдя свободного места на нарах в землянке, я с разрешения дежурного по штабу лег на широком крыльце домика, где располагался штаб. Там уже спали двое военных, подложив под себя полушубок и накрывшись другим. Шел снег, морозило, стояла тишина. Я вытащил из своего большого рюкзака спальный мешок, залез в него, рюкзак под голову, и заснул мертвым сном.
