Ольга Афанасьевна Глебова-Судейкина (1885–1945) – знаковая фигура Серебряного века: актриса, танцовщица, художник, скульптор, переводчик, декламатор, одна из первых русских манекенщиц
Это были бурные годы в жизни знаменитой четы Судейкиных. Влюбившись в молоденькую актрису Ольгу Глебову, Судейкин на время охладел к своему возлюбленному Михаилу Кузмину. Поэт, композитор, завсегдатай «Бродячей собаки» Михаил Кузмин тяжело переживал это обстоятельство. Но разрыв оказался временным, и уже в конце лета 1912 года Судейкин писал Кузмину:
Дорогой Михаил Алексеевич! Очень рад, что Вы хорошо живете… Без Вас как-то скучно, хотя по-прежнему ходят офицеры и другие… Ольга с театром еще не решила… Когда Вы думаете вернуться – напишите мне об этом. Я очень рад за Вс. Гав., что он с Вами, т. к. я к нему искренне расположен… Крепко жму руку Вс. Гавр. и целую Вас. Неизменно любящий Вас С. Судейкин. О. А. шлет привет Вам и Вс. Гав.
Такое вот письмо. Разобраться в нем не очень просто. Да и неинтересно было бы разбираться в нем и во всей этой истории, не будь с ней связаны семья Судейкина, Анна Ахматова, поздняя ахматовская «Поэма без героя», трагедия и смерть героя «безгеройной» поэмы. Анна Ахматова дружила с Ольгой Глебовой-Судейкиной и с Сергеем Судейкиным, которому посвятила два стихотворения. Одно, совсем короткое, весеннее 1914 года:
Спокоен ход простых суровых дней,
Покорно все приемлю превращенья.
В сокровищнице памяти моей
Твои слова, улыбки и движенья.
Из второго приведу лишь вполне загадочный отрывок:
…это тот, кто сам мне подал цитру
В тихий час земных чудес,
Это тот, кто на твою палитру
Бросил радугу с небес.
Означает ли это, что Анна Андреевна и здесь была соперницей подруги? Сказать не берусь, но к «прошлым годам» и приведенному выше письму Судейкина надо вернуться. Не слишком ясно, кто были эти «офицеры», ходившие в ту пору к Судейкиным (и зачем?), но очевидно, что Вс. Гав., к которому «искренне расположен» Сергей Судейкин, – это поклонник его жены Ольги и возлюбленный Кузмина Всеволод Князев, молодой поэт и гусар, вольноопределяющийся 16-го гусарского Иркутского полка, ставший почти полвека спустя главным героем ахматовской «Поэмы без героя». Если верить сообщению Надежды Мандельштам, Ахматова и сама влюблена была в Князева, однако подруга Анны, прелестная О.А.С., и на сей раз оказалась счастливой соперницей и Ахматовой, и Кузмина, который был страстно влюблен в юношу. Кузмин познакомился с ним, когда Князеву было всего девятнадцать. Чуть позднее Князев подвизался в «Собаке» и даже, как предполагают, написал нехитрую песенку к открытию подвала:
Во втором дворе подвал,
В нем приют собачий.
Всякий, кто сюда попал, —
Просто пес бродячий.
Но в том гордость, но в том честь,
Чтобы в тот подвал залезть!
Гав!
Как и многие мужчины в подвале, Князев был до беспамятства влюблен в танцующую, поющую или читающую стихи Ольгу Судейкину («…декламировала хорошенькая, как фарфоровая куколка, жена художника актриса Олечка Судейкина», – вспоминает актриса Лидия Рындина). Кузмин, нежно опекавший юного поэта, в июле 1912 года писал владельцу издательства «Альцион»: «Не хочешь ли ты издать скандальную книгу, маленькую, в ограниченном количестве экземпляров, где было бы 25 моих стихотворений и стихотворений 15 Всеволода Князева… Называться будет “Пример влюбленным”, стихи для немногих». В ту самую пору, когда Кузмин хлопотал о сборнике, посвященном их «примерной» любви, Князев написал стихи, посвященные Оленьке Судейкиной (и, в отличие от многих его стихов, имеющие посвящение – О. А. С.):
Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…
Думаю все только о Вас, о Вас…
Вот я к Вам завра приеду, – приеду и спрошу:
«Вы ждали?»
И что же это будет, что будет, если я услышу: «Да!..»
Видимо, в июле молодой Князев услышал «да», но в декабре между Ольгой и Князевым произошел разрыв, о чем можно узнать из его стихов:
Любовь прошла – и стали ясны
И близки смертные черты…
А может, разрыв произошел раньше, и тогда понятнее приведенное выше письмо Сергея Судейкина, который «очень рад за Вс. Гав.», утешаемого Кузминым, и который передает двум поэтам привет от О.А. – все очень прилично, по-семейному. Как все обстояло на самом деле, можем только догадываться. «Дар десятых годов, – писала позднее подруга Ахматовой Н.Я. Мандельштам, – снисходительность к себе, отсутствие критериев и не покидавшая никого жажда счастья».
Шестого января 1913 года в «Бродячей собаке» давали рождественский спектакль «Вертеп кукольный» с текстом и музыкой Кузмина и декорациями Судейкина. Малочувствительный Иван Бунин вспоминал: «…поэт Потемкин изображал осла, шел, согнувшись под прямым углом, опираясь на два костыля, и нес на своей спине супругу Судейкина в роли Богоматери».
Более чувствительный (и вдобавок более родственный) поэт Сергей Ауслендер сообщал о том же в очередном номере «Аполлона» с большим лиризмом: «Было совершенно особое настроение… и от этих свечей на длинных, узких столах, и от декорации Судейкина, изображающей темное небо в больших звездах с фигурами ангелов и демонов… Что-то умилительно-детское было во всем этом».
Впрочем, уже в первой картине спектакля «молодой пастух» пророчил стихами Кузмина:
Собаки воют, жмутся овцы,
Посрамлены все баснословцы.
По коже бегают мурашки…
И Кузмин пугал не зря. В середине января взволнованный Всеволод Князев сообщил в самом последнем своем стихотворении:
…Я припадал к ее сандалям,
Я целовал ее уста!
Я целовал «врата Дамаска»,
Врата с щитом, увитым в мех,
И пусть теперь надета маска
На мне, счастливейшем из всех!
Что это за «врата Дамаска», известно было всем ценителям эротической поэзии. О чьих вратах здесь идет речь, неизвестно даже исследователям семейной жизни Судейкиных. Есть мнение, что речь о «тех самых» вратах и что они всему виной. Но есть весьма распространенная версия о новом романе Князева – то ли о некой женщине «легкого поведения», то ли о «генеральской дочери» и угрозе скандала.
Так или иначе, Всеволод Князев покончил с собой в ту весну 1913 года. Ольга Судейкина была так этим потрясена, что немедленно уехала во Флоренцию. Не одна, конечно, уехала, а с художником. Не с мужем-художником, а с художником-портретистом Савелием Сориным, другом их семьи. Но и это не конец истории, потому что, как вы, наверное, помните, подруга Ольги Судейкиной Анна Ахматова лет тридцать спустя начала писать поэму, вдохновленную этой трагедией. Сюжет поэмы развивает первую версию событий, а не вторую. Но автор поэмы бывает озабочен художественными задачами, а не требованиями исторической достоверности. Поэмы ведь вообще пишут не для того, чтобы излагать события. Скорее для того, чтобы избавиться от наваждения. Чтобы призвать на помощь ностальгические воспоминания или, напротив, избавиться от воспоминаний мучительных и постыдных. Лично я склоняюсь к последнему. У поздней Ахматовой найдешь этому множество подтверждений: «С той, какою была когда-то… снова встретиться не хочу».
