И в третий раз тоже.
После третьего раза они расстались. Можно только догадываться, что пережил несостоявшийся любовник. Неудача напомнила ему о юношеской клятве, которую он так и не сумел сдержать, и вновь вызвала сомнения в собственной мужской полноценности. Противоположный пол, такой привлекательный, такой вожделенный, виделся ему все более недоступным. Душевные терзания оказались сильнее плотских.
А во всем остальном, что в учебе, что в общественной жизни, — сплошные успехи. Примерный парень, показательный, плакатный. Даже внешне: рослый, сильный, взгляд серьезный, пронзительный. Разве что немного сутуловат. Училище связи закончил через год с отличными оценками. Работы по специальности сколько угодно, на выбор. Он выбрал то, что потруднее, — пошел в райком и по комсомольской путевке отправился на Урал, на ударную стройку. Их тогда полным-полно было, ударных строек. Почти столько же, сколько фильмов про них.
В тайге под Нижним Тагилом он строил линии электропередач. Тянул провода, карабкался на мачты. Летом жара, гнус, зимой трескучие морозы, пальцы примерзают к металлу. В вагончике, оборудованном под временное жилье, по ночам вода замерзает в ведре. Но это все пустяки. А главное, как пели по радио для поддержки строителей коммунизма, «главное, ребята, сердцем не стареть». Такая стройка — отличное начало трудовой биографии для юноши, не желающего оставаться на вторых ролях. К тому же он сохранил похвальную мечту об учебе, не забывал ленинские слова «учиться, учиться и еще раз учиться…», которые вождь пролетариата, как потом оказалось, и не произносил, и еще «коммунистом можно стать только тогда, когда овладеешь…» Чтобы овладеть знаниями, он, работая под Нижним Тагилом, поступил на заочное отделение Московского электромеханического института. Проучился два года, и тут его забрали в армию. Учеба на заочном отделении института права на отсрочку не давала, и с надеждой на инженерное образование пришлось расстаться. Но высшее образование он в конце концов получит, упорства ему не занимать.
А что же личная жизнь? Из кинофильмов и задушевных песен советских композиторов можно сделать вывод, что и в самых суровых условиях на фоне ударного труда и всеобщего энтузиазма расцветали повсеместно чистые и высокие чувства между строителями коммунизма разного пола. О существовании однополой любви в те годы упоминать считалось неприличным, хотя, надо полагать, при подавляющей численности энтузиастов и явной нехватке энтузиасток в одних краях и обратном их соотношении в других она тоже имела место.
Ладно, насчет повального распространения высоких чувств деятели искусства могли несколько приукрасить. Но ведь предавались плотской любви молодые энтузиасты? Еще как, при всяком удобном случае. Хотя и оставаясь за кадром, прячась меж песенных строф.
И наш герой пытался время от времени найти свое личное счастье, но, к сожалению, без успеха. Как и в родном селе — не получалось, и все тут. Один сексопатолог, познакомившись с делом Чикатило, меланхолически заметил: «Мы такие случаи лечим».
В пятидесятые годы не было у нас в стране сексопатологов. Ну, разве что нелегальные. Если нет секса и нет патологии, так на кой ляд сексопатологи?
Вот специалисты по тропической медицине у нас всегда были. У нас же повсеместно пальмы, колибри и мухи цеце.
Летом пятьдесят седьмого года Андрей взял отгулы — энтузиасты работают месяцами, не зная выходных, — и без билета (не смог купить в кассе), с десятками пересадок, по железной дороге и на попутках, отправился в столицу на всемирный фестиваль молодежи и студентов. Это был первый настоящий праздник после десятилетий сталинской казенщины. На улицах пели и танцевали, ходили настоящие иностранцы, их можно было потрогать руками. КГБ следил, но не вмешивался.
В дни фестиваля, запомнившиеся до мелочей, мы шатались по одним улицам с Андреем Чикатило, может, сталкивались нос к носу, а то и держались с ним за руки в каком-нибудь хмельном ночном хороводе. Ему, как и нам, были внове иностранцы, тянуло к ним, хотелось узнать, что у них за жизнь, как там развивается классовая борьба и скоро ли будет покончено с властью поджигателей войны, чтобы наступила наконец мировая коммунистическая гармония.
Все мы были оболванены. Ну, большинство.
Андрей встретил на фестивале симпатичного комсомольца, не то австрийского, не то бельгийского, и долго с ним переписывался — пока было позволено. Год спустя, в армии, он приставлен был к секретным делам и дал соответствующую подписку, согласно которой никакие контакты, даже письменные, с иностранцами не разрешались. И не то что со знакомыми, а даже с родственниками, если таковые обнаружатся. Дружба дружбой, фестиваль фестивалем, а бдительность на первом месте.
Фестивальные празднества пролетели, и он без копейки в кармане — все в столице спустил — двинулся обратно в тайгу. Опять без билета, на перекладных. Всю жизнь любил он ездить в поездах, ему лишь бы прилечь на краешке жесткой скамьи, на худой конец, прикорнуть в уголке — и тут же заснуть. А пока спишь, колеса знай себе версты наматывают.
В армии он служил сначала в Средней Азии, в погранвойсках. Потом ему дали работу по специальности — обслуживать линии связи. И не какие-нибудь, а сверхсекретные, по ведомству госбезопасности. И не где-нибудь, а в форпосте мира и социализма в Европе, в Берлине, столице ГДР. Здесь он вступил в коммунистическую партию, в которой пробыл без малого 25 лет — до исключения в 1984 году.
Армейская служба, для многих нелегкая, а кое для кого и невыносимая, Андрею пришлась по душе. Работа по специальности, и не в дыре какой-нибудь, а в европейской столице. Конечно, режим строгий, не погуляешь, и без девушек скучно, мучают разные мысли. Но, с другой стороны, так и спокойнее. Хотя и мужское общество не всегда приятно: тут тебе и мат, и разговорчики похабные, и издевки — мол, мужик ли ты, Чикатило, или баба, как заговорим о девках, так ты краснеешь…
Отслужил Андрей Чикатило в специфической части положенные годы, демобилизовался и заехал ненадолго в родное село. Погостил у родителей, немного поработал в колхозе, но потянуло его к городской жизни. И подался он в Новочеркасск, где подыскал себе работу по специальности, на узле связи. Было это в 1961 году, а год спустя он переехал в соседний район, в станицу Родионово-Несветайскую, что в сорока километрах от Ростова. Что побудило его сменить место жительства, сказать трудно. Хотя Родионовка, как называют ее для краткости, и районный центр, но гораздо меньше, провинциальнее Новочеркасска: ни тебе серьезной промышленности, ни высших учебных заведений. Может быть, просто подвернулась ему в станице работа поспокойнее — не тянуть провода по степи, а обслуживать районный радиоузел. А может, сыграла свою роль одна история, достаточно невинная, когда бы она случилась с кем-то другим, а не с Андреем Чикатило.
