Сильвия была довольна: Троцкий обрел в ее друге хорошего собеседника, с которым они вечерами подолгу разгуливали по саду, чаевничали а-ля рус на веранде, у самовара.
Однажды Джексон написал статью и попросил Троцкого прочесть ее и внести коррективы. Троцкий согласился и через несколько дней вернул статью с правками и дополнениями. Джексон обещал в самое ближайшее время поправить статью и показать хозяину дома.
20 августа 1940 года, вечером, Джексон, одарив Сильвию и Наталью Седову обворожительной улыбкой и по-осеннему яркими цветами, решительно вошел в кабинет Троцкого, вычитывавшего свою новую рукопись «Сталин».
Поздоровавшись, Джексон положил на стол свою статью, дождался, пока хозяин кабинета нагнулся над выправленной статьей, незаметно, за спиной Троцкого, достал из плаща горный топорик-альпеншток и, собрав силы, с размаха ударил им по затылку Льва Давыдовича… Троцкий, обливаясь кровью, издал нечеловеческий крик, рухнул на пол… Он скончался на следующий день.
Впоследствии «Джексон» получил звание Героя Советского Союза и четвертую «шпалу» в петлицы гимнастерки… Не остался без награды и Лаврентий Павлович…
Сталин вздохнул — исчез его некогда грозный, коварный враг, единственный, кто знал о нем больше других… Но генсек не оставил в покое и мертвого: каждое его выступление носило печать идейного разгрома троцкизма. Более того, все дела тех, кто оставался в лагерях, были срочно пересмотрены. При малейшем подозрении осужденных к троцкизму они, по приказу Сталина, уничтожались в лагерях без суда. Злой дух Троцкого выкорчевывался с корнями…
Теперь я видел наркома бодрым, как всегда, устремленным и довольным — он иногда шутил, смеялся, позволял себе рассказывать сальные анекдоты.
Итак, осенью сорокового число донесений о подготовке Германии к войне продолжало расти, и я старался их обобщить так, чтобы выводы оставались тревожными, требовавшими принятия мер. Однажды нарком потребовал все последние донесения, бегло просмотрел их, сделал на некоторых короткие пометки «деза» (дезинформация. — А. С.) и, отдавая мне, сказал: «Много вранья. Стараются запугать». Я, воспользовавшись моментом, решил проверить себя: мне казалось, что Германия действительно готовится к войне. «Не могут же все, товарищ нарком, сообщать неправду». Лаврентий Павлович посмотрел на меня так, что у меня похолодела спина. «И ты веришь всему этому? Они отрабатывают свой хлеб. И не только хлеб, а кое-что еще. Англия и Франция специально спланировали и активно проводят операцию по дезинформации, хотят запутать нас. К операции подключен даже премьер-министр Англии Черчилль».
После моего не совсем удачного зондажа нарком несколько дней не приглашал меня на доклад особо секретных документов — присылал работника по особым поручениям, тот молча брал красную папку и так же молча возвращал ее обратно. Я перепугался: недоверие наркома для меня могло окончиться в лучшем случае лагерем… Ту неделю я не спал — ждал ареста. «Теперь, — думал я, — если останусь целым, никогда не стану задавать вопросы начальнику. Действительно, молчание — золото…»
Однажды, вернувшись из командировки, нарком позвонил мне. Я кратко доложил о самых неотложных делах.
— Ну, что сообщают твои разведчики? — неожиданно спросил Лаврентий Павлович, делая акцент на слово «твои».
Я молча положил перед ним справку-доклад, составленный из донесений резидентов, и стал ждать реакции наркома.
— Обычная деза! — заключил он чтение и отдал папку мне. — Товарищ Сталин не верит им. Англии хочется столкнуть нас с Германией! Но это ей не удастся! Понял, Арчил?
— Так точно! — рявкнул я.
— Молодец. Можешь идти.
Мои сомнения и после этого разговора не уменьшились. В начале марта сорок первого года мужественный Рамзай прислал в Центр микропленку телеграммы Риббентропа послу Германии в Японии Отту, в которой сообщалось о том, что Германия начнет войну с Советским Союзом в середине июня 1941-го.
Интересно, а как реагируют на донесения разведчиков нарком обороны Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии Жуков? Они-то, люди военные, должны разобраться во всем этом и принять необходимые меры. Они в первую очередь отвечают за готовность страны к войне. Что же будет?..
Наступил апрель. На улицах Москвы — весенняя слякоть. По ночам морозы схватывали лужи, и они блестели тонким слоем льда, отражая скупые лучи тусклого солнца. Остервенело кричали галки и вороны. Я шел по арбатским переулкам, смотрел на москвичей, спешащих на работу.
Опять тревога в донесении. 18 апреля посол Англии в СССР сэр Криппс вновь уведомил Сталина о вторичном предупреждении Черчилля. Вот и шифровка Рамзая: «Гитлер принял решение начать войну и уничтожить СССР, чтобы использовать европейскую часть Союза как базу сырья и зерна. Критический срок возможного начала войны: а) завершение поражения Югославии; б) завершение весеннего посева; в) завершение переговоров между Турцией и Германией. Решение о начале войны будет принято Гитлером в мае».
Москва утопала в зелени, цветах, лозунгах, транспарантах — наступил май. На лицах людей праздничное настроение. Молодежь группами распевала: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!» Дворники в белых фартуках. Конная милиция спокойно процокала по Арбату, повернула на Гоголевский бульвар. Люди радовались весне, солнцу, празднику…
Неужели и этому сообщению не верят! Донесение секретного агента при посольстве Германии в СССР: «19 мая. На днях, во время приезда посла СССР в Берлине Деканозова в Москву, посол вместе с переводчиком В. Павловым посетил посла Германии в СССР фон дер Шуленберга, который попытался предупредить Деканозова о намерении его фюрера развязать войну против СССР. Деканозов доложил об этом разговоре тов. Л. П. Берия. Тов. Берия разъяснил, что немцы пытаются прибегнуть к шантажу против СССР. Деканозов заявил фон дер Шуленбергу, что он не уполномочен выслушивать подобные заявления от германского посла и что только Молотов может выслушать его».
О, господи! Никто не хочет даже выслушать! Интересно, доложил ли Лаврентий Павлович об этой информации Сталину?
Еще одно донесение от военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга Воронцова: «1 июня. Германия нападет на Советский Союз 20–22 июня».
Сегодня, 13 июня, Лаврентий Павлович вернулся в кабинет взволнованным. Я спросил о причинах его беспокойства.
— Умник нашелся! Дал команду обстрелять немецкий разведчик над Балтикой! Но ему товарищ Сталин всыпал по первое число!
Оказалось, что народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Кузнецов отдал приказ обстреливать немецкие воздушные разведчики, летающие над советскими морскими базами. Его срочно вызвал Сталин.
