но в таком формате, увы, это продать невозможно.
Мне посоветовали поехать к Александру Кутикову из группы «Машина времени». Я к нему приехала и рассказала всю эту историю.
— Ты заплатила бешеные деньги, — сказал он. — Я бы тебе за 20 тысяч долларов записал в Америке этот альбом в крутом качестве и ничего бы с тебя больше не требовал.
— Что теперь обсуждать. Я уже отдала 40 тысяч долларов, а теперь ни денег, ни альбома.
Если бы я не была тогда такой дурой, то сейчас жила бы в огромном загородном доме. Но я так гордилась, что записала альбом с симфоническим оркестром! И что мне теперь с ним делать, я не знала…
— Дай хоть послушать материал, — попросил Саша Кутиков.
Я ему оставила записи и уехала домой, совершенно расстроенная. Через несколько дней он сам мне позвонил:
— Подъезжай ко мне.
Я помчалась на всех парах с огромной надеждой в сердце. Захожу к нему в кабинет, а он трясет этой кассетой и говорит:
— Песни крутые, материал мощный, добротный, но это не для совка. Я это никогда не продам. Люди привыкли, что ты исполняешь танцевальные песни. Я это слушаю, мне нравится, но в то же время понимаю, что это не Гулькина, это кто-то другой. Наверное, надо делать другой проект, как-то по-другому его называть. Надо хорошенько подумать. Но я не возьмусь его издавать.
— Спасибо за оценку моего труда и спасибо что помог, — говорю я и протягиваю руку за кассетой.
— А можно я ее себе оставлю? Мне это по кайфу, я три дня катаюсь в машине, слушаю не переставая.
— Саша, я тебя не понимаю. Если тебе нравится, то неужели людям в нашей стране не понравится? Или им подавай только попсу?
— Да, только попсу, и ничего с этим не поделаешь!
Я оставила ему кассету и уехала, не солоно хлебавши. Больше я никуда альбом не носила, и на этом все закончилось.
До недавних пор этот альбом так и лежал у меня на полке, пока спустя двадцать лет я не махнула рукой и не отдала его за просто так одной из компаний, выпускающих диски. По сути, альбом должен звучать совершенно не так. Я съездила к композитору Михаилу Мшенскому. Он послушал и говорит:
— Наташа, 1996 год. Сколько лет прошло? Я сегодня эти вещи слышу уже в другой аранжировке. На тот момент они бы однозначно выстрелили, потому что тогда не было ничего похожего, это было вкусно! Сегодня все надо переделывать. Одна песня будет стоить 120 тысяч рублей «под ключ».
— У меня нет таких денег, — ответила я, вспоминая «добрым словом» Олега.
И думаю, что моя эпопея с этим альбомом теперь уже закончилась окончательно.
День, день был прожит не напрасно, хоть не счесть задач.
Я и ты такие разные, как смех и плач.
Сбрось все проблемы — это сон, этот сон только мой.
Зарей засияет это небо!
Я слез своих скрывать не стану от тебя, мой друг.
Нас, тех, кто «видит», очень мало, оглянись вокруг.
Мир растворился в неизбежности,
Так будь лишь собой!
Смотри, как сияет это небо!
Припев:
Смотри наверх — там даль,
Синий купол бесконечности, мирозданье вечности,
Смотри наверх — там свет,
Это свет, который дарит Бог, без него бы ты не смог,
Дышать не смог. Любить не смог.
(1996–1997)
Четыре года мы жили с Сергеем душа в душу. Я сменила имидж и коротко постриглась. В 1996 году я не только записывала альбом с симфоническим оркестром, но и поступила в ГИТИС на заочное отделение. Вот как это было.
Прихожу в день экзамена, кругом одни студенты. С одной девочкой зацепились языками. Она приехала из Польши и понятия не имела, что в России есть такая певица, некогда безумно популярная Наталия Гулькина. Так у меня появилась подруга на долгие годы — Лейла. Там же я встретила Андрея Григорьева-Аполлонова, который учился на втором курсе. Он меня увидел, улыбнулся и кивнул головой, приветствуя.
Я пришла поступать без всякого блата. Как и все, я подала документы и, как и все, переживала, улыбнется удача или нет. Захожу в класс, передо мной сидит комиссия: ни одного знакомого лица. Все маститые педагоги.
— Сколько вам лет? — спросил кто-то из комиссии.
— 31 год, — ответила я.
— Что будете нам читать? Что подготовили?
— Я подготовила прозу и басню.
— Начните с басни. Крылова будете читать?
— Нет. А что, надо Крылова?
— Нет, что хотите, то и читайте.
— А свою басню можно прочитать?
— Вы сами пишете басни?
— Да, пишу басни, стихи, песни.
— Ну давайте, начинайте, мы ждем.
Я начинаю читать басню: «Однажды вечером к курятнику лисица прибежала».
— Стоп, остановитесь. Куда вы гоните? Что за темп? Я ни одного слова не понимаю, — прервал меня пожилой седой мужчина в центре стола. Наверное, это главный, подумала я, выдохнула и начала сначала.
Три или четыре раза меня останавливали. Видимо, нервничая, я очень быстро рассказывала. Потом я собралась и прочитала спокойно и размеренно, с голосовыми переходами по ролям.
Однажды вечером к курятнику лисица прибежала,
И, как всегда решив полакомиться в нем,
тихонько красться стала,
Да не заметила плутовка, что в щель поставили капкан,
И, прыгнув в эту щелку ловко,
Она попала лапой: ААААААААААА! —
От боли взвыв. Курятник сонный
Как будто громом тряхануло,
С насеста кур мгновенно сдуло,
И тут петух проснулся.
Сонно и вальяжно, зевая, он к лисе подходит:
— Ну что, допрыгалась, плутовка?
Я знал, что ты сюда придешь!
У!!! Рыжая воровка,
Теперь так просто не уйдешь!
Столпились куры, не кудахчут,
Глаза таращат на лису,
А лисонька от боли плачет
И, обращаясь к петуху, она со словом:
— Слышь, пернатый,
Я ноги сразу унесу,
Ты лишь нажми, куда там надо,
А, слышь, пернатый, я прошу!
— Я ща тебе нажму, нажму,
сиди спокойно, золотая,
А то я Рекса позову,
тебе бока он поломает!
— Да Рекс твой страшный и слепой,
глухой, хромой и вшивый,
Всю жизнь гоняется за мной!
