Гугу — это дедушка. А Солнышко — это Вера.
Вообще, когда они справляли золотую свадьбу… Они в 1929 году поженились, значит это событие отмечалось в 1979 году. Большое застолье было, и очень серьезные гости приехали, справлялось все в Тбилиси. Главной темой того праздника был пример великой обоюдной любви, который своей жизнью явили бабушка и дед.
* * *
Что касается разговоров про Сталина, то они были всегда.
Даже про моего папу говорили, что он — сын Сталина. Но так сплетничали не только про него. Про дочь Марии Максаковой, тоже солистки «Большого», так тоже говорили. Людмилу Максакову, замечательную актрису театра и кино, тоже называли дочерью Сталина…
Я совершенно к обсуждению этой темы никогда не стремилась. Наоборот, это столько нервов нашей семьей попортило…
Совсем недавно, кстати, купила российскую газету. В Москве ведь очень любят говорить о Сталине. Так вот журналист пишет, что Сталин, мол, был против того, чтобы театральные дивы одевались броско, современно, вызывающе. Например, говорится в статье, на одном из приемов присутствовала Давыдова Вера Александровна, очень знаменитая в то время певица, которая нравилась Сталину, как певица, (а в скобках указано, что она была и его последней любовью). И якобы Сталин к ней подошел, а на ней было платье с каким-то ультрамодным ремешком, показал на этот ремешок и сказал: «Вы, Вера Александровна, поете-то хорошо. Последний спектакль я слушал и голос у вас звучал… Но пояс такой надевать вам не к лицу».
Абсолютная глупость, по-моему. Потому что ту историю насчет пояса я знаю, как все обстояло на самом деле, мне бабушка сама рассказывала. Из Скандинавии она привезла пряжку, которая была усыпана искусственными бриллиантиками. Такое было чешское стекло, которое очень похоже на бриллиантики. Большая была пряжка. На бабушке было очень строгое бархатное платье, воротник под подбородок. И оно было стянуто этой самой пряжкой.
Бабушка рассказывала, что к ней подошел Сталин, трубкой коснулся пряжки и спросил: «Это настоящее?». Она ответила: «Ну что вы, Иосиф Виссарионович, откуда…». А он продолжил: «А должно было быть настоящее».
Да и вообще в том, что Сталин проявлял внимание по отношению к актрисам ничего предосудительного нет. Он же был живым человеком. Почему не мог быть увлечен кем-то? Бабушка и сама не отрицала того, что ему нравилась.
Рассказывала, что когда пела сцену судилища в «Аиде», то обращала внимание на ложу Сталина. «Я, — говорила она, — видела, как колыхался занавес. Сталин приходил, слушал «Судилище» и уходил».
Видимо, нравилось ему это «Судилище».
* * *
Бабушка уже была замужем за Мчедлидзе, а потому немного знала грузинский и могла ответить Сталину на его родном языке, что тому, конечно же, очень нравилось.
Сталин часто приходил на ее спектакли в Большой театр. Но, насколько я знаю, частная встреча бабушки и вождя состоялась лишь однажды.
Давыдову увезли на Ближнюю дачу Сталина прямо после спектакля. Дома у нас, конечно же, в эту ночь никто не спал. Ждали, с чем вернется — и вернется ли вообще — домой бабушка. Она приехала под утро и рассказала следующее.
Ее привезли на дачу и тут же проводили в кабинет Сталина. Он стоял, отвернувшись лицом к окну. Без кителя, просто в рубашке. Когда бабушка переступила порог, Сталин обратился к ней со словами: «Мне уже немало лет. И вы — единственный человек, с кем мне хотелось бы провести свои последние годы. Вы не против?».
На что бабушка ответила, что она замужем и ради Сталина готова на все, даже броситься под танк, но только не на то, о чем он ее просит.
После этого Сталин спросил, чем может помочь Давыдовой. А та ответила, что просит присвоить звание народной артистки ее педагогу Девос-Соболевой.
Сталин подошел к столу, записал в календаре просьбу бабушки. И распорядился отвезти ее домой.
На этом, по ее словам, все и закончилось. Хотя в народе все равно ходили упорные разговоры о том, что бабушка — любовница Сталина.
А Давыдова любила только Мчедлидзе. Видите, оставила ради него Большой театр, Москву и приехала в Тбилиси.
Было ли у нее в конце жизни какое-то сожаление из-за того, как все в итоге сложилось? В 1993 году оказалось, что уже никому ничего не надо.
Тут ей было сложно потому, что она всегда привыкла находиться во главе угла. Всех кормила, всем давала деньги, всех с плеча одевала. Образно говоря, была начальником всей своей родни.
Она получала хорошую пенсию. Не знаю, нужно ли сейчас говорить, но Хрущев назначил ведущим артистам Большого театра тройную пенсию. Всего шесть человек ее получали. То есть у них было не 120 рублей, что в Советском Союзе считалось достойными деньгами, а 360.
И вдруг страны отделились, никаких рублей уже не было, в Грузии купоны появились. Это вообще смехотворное дело было — миллионы давали, но на них ничего купить нельзя было.
А по документам Давыдовой полагалось получать пенсию из Большого театра. Потому что эти шесть человек считались неприкосновенными. Не знаю, по какому закону или приказу, но они должны были получать свои 360 рублей до конца жизни.
Сколько могла, я сохраняла для бабушки видимость того, что ничто не меняется. Сама давала ей деньги, старалась поддерживать: мол, вот, пришла пенсия, давай, распишись. Хотя ей уже ничего достойного из Москвы не приходило. После деноминации пенсия составляла 36 рублей.
Когда я в первый раз взяла эту сумму, то даже не знала, что с ней делать.
Бабушка находилась в полном рассудке и, кстати, в полном рассудке и ушла из жизни. Я решила сказать ей о том, сколько ей теперь полагается из Москвы получать денег. Думала, может, она позвонит кому-то или скажет, как на это надо реагировать. Но ничего изменить уже было нельзя.
Непростая у нее была жизнь в конце. Как она переживала все это? Она же в своей тбилисской квартире пересидела всю войну. Никуда не хотела уходить, хотя один раз даже шальная пуля залетела.
О Сталине и культе личности мы не говорили. Бабушка с дедушкой принадлежали к сталинскому обществу, вся их жизнь была связана с именем этого человека. И ее слова о том, что она под танк готова броситься ради Сталина, по-моему, были сказаны искренне.
Верила ли она Сталину также и в конце жизни? Нет, не думаю. Но, во всяком случае, она никогда не допускала, что он был таким тираном.
Люди ее поколения никогда так не думали. Тем более, что нашей семьи трагедии сталинских репрессий не коснулись, слава Богу. А есть семьи, которые были стерты в 1937 году с лица земли…
* * *
Отец умер лет семь назад. Это случилось в Польше. Там в итоге и остался знаменитый портрет бабушки кисти Ирины Аристовой. Сейчас этот портрет висит в доме у жены моего отца. Она полька.
