Фурнье выпускал свою продукцию легально, не нарушая действующего в то время законодательства. Другое дело, что его подделки часто продавались как оригинальные марки – о происхождении этих копий знали лишь те, кто получал их от Фурнье. К тому же он отказывался обозначать на самых редких марках или хотя бы на их оборотной стороне, что это копии, факсимиле, что вводило в заблуждение даже опытных филателистов и широко использовалось спекулянтами. С переходом коллекций из рук в руки сведения о происхождении марок терялись, и они начинали «жизнь» подлинных. Неопознанные изделия Фурнье не раз попадали на выставки.
«Король» фальшивых марок подделывал почти все, что в филателии заслуживало внимания и, разумеется, приносило доход. Как отмечают специалисты, он осуществлял полные и частичные подделки, подделывал надпечатки, его перфорационные машины наносили на марки размеры зубцовки, на которые был наибольший спрос на рынке, а дополняли перечень его «способностей» – поддельные штемпеля на фальшивых марках. Следует также добавить, что Фурнье всегда заботился о запасах соответствующей бумаги, чтобы быть ко всему готовым, и его подделки стояли на сравнительно высоком уровне по технике исполнения.
О том, каким виртуозом своего дела был Фурнье, может свидетельствовать такой пример: в 1884 году в России была выпущена в обращение серия марок, одним из элементов которых были почтовые рожки, расположенные на марках под орлом-гербом государства. В серии имелись и марки с высоким номиналом – 3, 5 и 7 рублей. Они считались редкими уже во времена Фурнье, а теперь они стоят сотни, если не тысячи евро. Они печатались с водяными знаками, и самой трудной задачей для фальсификатора являлся подбор сорта бумаги. Фурнье решил и эту задачу. Листы 3-, 5– и 7-рублевых марок имели очень широкие поля. Поэтому Фурнье стремился достать побольше обрезков полей. Таким образом он получал оригинальную бумагу, на которой мог печатать фальшивые марки. На этих марках он еще ухитрялся ставить фальшивые штемпеля!
Кроме того, Фурнье основал реставрационную мастерскую или «клинику», которая всегда была готова восстановить поврежденные редкие марки: заделать тонкие места, устранить надрывы, приклеить недостающие зубцы. Следует заметить, что в филателии «восстановление» недостающих зубцов считается подделкой.
И дела фальсификатора процветали до самого начала Первой мировой войны, после чего интерес к филателии на время угас. Франсуа Фурнье умер в 1918 году в возрасте 71 года.
«Золотые прииски» Ольги Штейн
Когда в августе 1894 года профессор Петербургского университета Цабель привез из пригородной Стрельни молодую жену, едва ли кто мог предугадать в этой миловидной провинциалке задатки удачливой аферистки государственного масштаба.
Отец Ольги – мещанин Сегалович был добропорядочным отцом семейства и законопослушным гражданином. Он организовал в Царском Селе филиал известной парижской ювелирной фирмы и стал поставщиком украшений для всего высшего общества Петербурга. У него было четверо детей, получивших прекрасное образование. Когда дела фирмы Сегаловича пошатнулись, друг семьи – профессор консерватории Цабель из чувства сострадания начал материально помогать Сегаловичам. На этом же основании он женился на старшей дочери Ольге, годившейся ему по возрасту в дочери.
Красавицу Ольгу постоянно окружали поклонники. Она любила повеселиться и все глубже залезала в долги. Прижимистый Цабель пытался ее утихомирить, но все без толку. Конфликт завершился разводом.
Ольга Штейн
В марте 1901 года профессора Цабеля в роли мужа сменил старый генерал Алексей Михайлович Штейн. Он был участником многих военных кампаний, но Ольгу больше привлекал его трехэтажный дом на Литейном. Особую ценность представляла дружба Штейна со всемогущим Победоносцевым, обер-прокурором Святейшего синода и духовным пастырем покойного императора Александра III. Казалось, Ольга получила все, что хотела. Она жила в роскошном особняке с огромным штатом служащих и прислуги, имела собственные выезды. В гости к генеральше захаживали сенаторы фон Валь и Маркович, петербургский градоначальник Клейгельс и другие высокопоставленные чиновники. Но и этого ей оказалось мало.
Просматривая газеты, Ольга Григорьевна обратила внимание на колонку с объявлениями о найме на работу. Многие коммерческие компании и лучшие дома Санкт-Петербурга, принимая работника, использовали принцип залога. То есть служащий, устраиваясь на работу, обязался внести за себя денежный залог, размер которого зависел от уровня претензий кандидата и престижа компании.
В мае 1902 года Ольга Штейн поместила в столичной газете «Новое время» объявление о найме на работу: требуется опытный и честный управляющий с рекомендательными письмами. Одним из первых на него откликнулся Иван Николаевич Свешников. Оговаривая с ним условия, генеральша заметила, что сумма залога должна соответствовать уровню ответственности за порученное дело. Свешников не возражал. Ну а поскольку, продолжала Ольга Григорьевна, ее состояние довольно внушительно и включает в себя три дома в Петербурге, а также сибирские золотые прииски и каменоломни, то ей хотелось бы получить от своего будущего управляющего сорок пять тысяч рублей. Взамен она обещала Свешникову четыреста рублей ежемесячно и определенный процент с прибыли сибирских предприятий. На том и порешили. Через несколько дней Свешников отбыл в Благовещенск, чтобы на месте ознакомиться с делами золотых приисков и каменоломен.
Вслед за Свешниковым пришло еще несколько служащих. Вскоре в особняке на Литейном ожидала приема целая очередь соискателей на должность управляющего сибирскими предприятиями. В изысканных интерьерах посетители подчас теряли самообладание. Надворный советник Зелинский, отставной фельдфебель Десятов, мещанин Сорокин и другие безропотно вносили свой вклад в процветание генеральского дома.
Десятов получил должность заведующего хозяйства небольшого лазарета, который якобы находился под опекой Ольги Штейн. Предложенная работа старика устраивала. Отдав в качестве залога все свои сбережения, Десятов совершенно случайно узнал, что Штейн «наняла» на эту работу еще несколько человек. Старик бросился к хозяйке и буквально на коленях умолял вернуть деньги, но все было напрасно. Понеся такую тяжелую потерю, бывший вояка заболел, стал быстро худеть, а через месяц отдал Богу душу.
Ольга Штейн развернулась вовсю. Однако слух о ее делишках широко распространился в столице, и ей стало трудно проводить мошеннические операции. Нужно было придумать нечто новое и оригинальное для обмана, и тогда появилось «наследство» в миллион шестьсот тысяч франков, которое она якобы получила от дорогой тетушки Соколовой-Сегалович, скончавшейся в Париже.
