С годами в киевском «Динамо» создавался свой особый психологический микроклимат. И, думается, события 1976-го помогли окончательно отказаться от воспитания людей на лжи и полуправде, преподали динамовцам уроки истины, высветили подлинные ценности в сфере человеческих отношений. Уроки эти помогли и самому Лобановскому (быть может, даже больше, чем всем остальным!).
Это не просто слова. Это — факты.
— Как вы сами с дистанции прожитых лет рассматриваете семьдесят шестой год? — спросил я Лобановского уже в 1987 году.
— Любое событие дает очень много,— задумчиво сказал он. Положительное или отрицательное. Эйфория семьдесят пятого сменилась неудовлетворенностью семьдесят шестого. Почему? Считаю, что нами были допущены просчеты.
— И вы, как тренеры, допустили ошибки? — не выдержал я.
— А как же, не ошибается, как известно, только тот, кто не работает.
— Какие же именно ошибки?
— Главным образом, педагогические.
Да, события августа семьдесят шестого — это был довольно жесткий жизненный урок для футболистов и тренеров. «Мы почернели тогда от переживаний,— напишет позже в своей книге „Бесконечный матч" Валерий Лобановский,— но теперь я понимаю: в жизни обязательно должно произойти нечто похожее на эту послемонреальскую историю. Она закалила всех ее участников. Меня, во всяком случае, точно».
Пожалуй, верно. Через одиннадцать лет после «послемонреальской истории» передо мной был уже совсем не тот Лобановский, которого я знавал в период его становления. Теперь почти во всем угадывался крепкий профессионал до мозга костей. Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год он совершенствовал свои методы работы и — что, пожалуй, главное — твердо отстаивал свои принципы.
Порой Лобановский своим отношением к делу напоминал тренера национальной сборной Италии Энцо Беарзота. Того в свое время тоже немало критиковали и упрекали. А перед чемпионатом мира в Испании настоятельно требовали, чтобы тренер изменил состав «Скуадры адзуры», значительно его омолодив. Но Беарзот не хотел этого делать, стоял на своем и не шел ни на какие уступки. Он объявил войну не только коллегам-тренерам и журналистам, нападавшим открыто на него в печати, но чуть ли не всей нации. И выиграл сражение: под руководством Беарзота, как известно, сборная Италии стала чемпионом мира.
Говорили, что случай помог итальянцам. Возможно. Но только лишь отчасти. А в основном, пожалуй, результат дала их завидная целеустремленность. Беарзот однажды предпослал довольно точное определение своему виду спорта:
— Футбол,— сказал он,— это самый волнующий театр из всех существующих в мире. Любой, даже самый захватывающий, кинодетектив не сравнится с ним, если все актеры на поле решили играть свои роли с полной отдачей. Да, футбол — это волнующий театр, и его спектакли должны волновать и радовать людей...
«Но позвольте,— возразит иной читатель. Какой резон сравнивать? Лобановский не привел нашу сборную к победе на чемпионате мира». Верно. Но Лобановский, его коллеги-тренеры и футболисты киевского «Динамо» несколько раз совершали спортивные подвиги: выигрывали престижные призы европейского клубного футбола! Что же до сборной, то тут есть существенное неравенство условий, состоящее в том, что «режиссеру» Лобановскому было неимоверно сложнее, чем итальянцу Беарзоту или его коллегам из ФРГ, Бразилии, Аргентины, Голландии, Франции (и еще десятка стран), добиваться от своих «актеров» исполнения на поле «своих ролей с полной отдачей»: от Лобановского зависело далеко не все.
На Западе футбол давно уже стал самостоятельной отраслью индустрии зрелищ — отраслью, не имеющей аналогов по своим масштабам. В советском футболе все было далеко не так, и, если бы Лобановский привел нашу сборную к успеху на мировом чемпионате, это стало бы чудом, но отнюдь не закономерностью: нашим «любителям» трудно было на равных состязаться с профессионалами. Ибо хотя статус — фикция, но до подлинно профессионального отношения к делу нашим было ох как далеко.
После Великой Отечественной войны некоторые наши деятели, обладавшие реальной властью и получившие прозвище «меценаты», попытались было усовершенствовать отдельные футбольные «хозяйства». Вспомните, к примеру, знаменитую «команду лейтенантов» — ЦДКА, задававшую тон на всесоюзной футбольной арене именно в те годы. Но все же, все же... Те легендарные личности футбола своего времени по своему статусу были не футболистами, а «лейтенантами». Ну а их собратья по футбольному делу в других командах числились «инструкторами физкультуры», «шахтерами», «моряками», «металлургами», «фрезеровщиками» и даже «колхозниками».
Пока они играли в футбол, все для них в жизни складывалось как нельзя лучше: любимцы общества! Но приходило время (век футболистов в командах мастеров чрезвычайно короток: 10—12 лет максимум) проститься с футболом. Что потом? Потом, как правило, неизвестность, неопределенное, порой не престижное положение в обществе, ибо в действительности они не умели командовать ротами, рубить уголь, варить сталь, выращивать хлеб. Им надо было где-то «устраиваться», искать доброхота, который где-нибудь приткнет. Такое не могло не отразиться на психологии наших игроков.
И отразилось. Более двадцати лет наблюдая спортивную жизнь многих известных советских футболистов, что называется, вблизи, я убедился в том, что подавляющее большинство этих людей, по сути своей давно уже ставших профессионалами, так и не расстались с психологией любителей. И, попадая в команду мастеров в свои лучшие футбольные годы, эти молодые люди не столько думали, как им лучше развить свое мастерство и талант, сколько о том, как успеть — по выражению самих футболистов! — лучше «упаковаться»: больше скопить на черный день, который наступал вслед за последним финальным свистком. И это не вина их, а беда. Беда футбола нашего. Подобная психология дала в руки различного рода руководителям соответствующие «инструменты управления» игроками в виде всякого рода премий, смены квартир и машин, приобретения дефицитных товаров, престижных зарубежных турне и т. д. и т. п. И всегда горько было читать фельетоны о той или иной нашей зарвавшейся звезде футбола, где говорилось об этих самых квартирах, автомобилях и прочих благах, которых неблагодарная знаменитость («бесясь с жиру») не оправдала. Да, то была не вина, а беда звезд футбола. Всем тем, что было нормой жизни в их футбольные годы, их продолжали попрекать, когда они, закончив играть, вдруг «оступались», «зарывались», «зазнавались» и даже «спивались». Авторы фельетонов, порой путая причину и следствие, превратно формируя общественное мнение подобными публикациями, били «по своим воротам» и только отодвигали решение серьезных проблем советского футбола на неопределенно далекий срок...
