Артист, попав в лапы Тропилло, никогда не может понять, чего именно хочет от него продюсер, а Тропилло, соответственно, не в силах этого объяснить, потому что нет таких слов, которыми можно было бы изложить постулаты философии продюсера (см. выше). Артист вынужден либо развернуться и уйти, либо действовать наобум. При этом Тропилло страшно убедителен, и часто артист начинает слепо выполнять волю продюсера, который, следуя своей сложнейшей внутренней истории, может ставить перед артистом взаимоисключающие задачи.
Майк, несмотря на всю свою робость, к восемьдесят четвертому году двадцатого столетия очень твердо стоял на ногах и, как было уже написано выше, слегка ошалел от бесконечного восхищения публики. Поэтому он просто писал, как писалось, пел, как пелось, и играл, как игралось, — результат работы «Зоопарка» в ту пору был всегда и везде востребован.
То, что получилось на «Белой полосе», — довольно средний ритм-энд-блюз с частыми поворотами в сторону фанка. При этом Майк, в отличие от Мика Джаггера, и не думал, вероятно, о том, что играет фанк. Группа была достаточно крепкой — так, во всяком случае, казалось на концертах, и над аранжировками никто особенно сильно не заморачивался. Впрочем, в русском роке отсутствие аранжировок — едва ли не признак хорошего тона. Единственная группа середины восьмидесятых, которая грамотно и правильно аранжировала свои песни, — это, кажется, «Алиса» — да и все. БГ, как всегда, исключение из правил, он уделял аранжировкам внимание иногда даже большее, чем самой песне, — у него все получалось.
У «Зоопарка» на «Белой полосе» все сыграно, спето и записано влет. Песни же — те, что были написаны специально для альбома (часть номеров восходят даже не к «Сладкой N», а к самим ветхозаветным «Братьям-Сестрам»), — совершенно не похожи своим качеством на то, что Майк писал раньше.
«Белая полоса» была, с одной стороны, прорывом, с другой — провалом. Прорыв — виниловая пластинка, вышедшая в Советском Союзе, вещь, для любого рок-музыканта сама по себе исключительная. «Белая полоса» даже попала в какие-то самодельные, ничего под собой не имеющие и ничего не значащие хит-парады. В отличие от западных, составляемых на статистике продаж записей конкретной песни или конкретного альбома, то есть на основе самого объективного критерия популярности пластинки, советские хит-парады составлялись, основываясь только на мнении ведущего музыкальной колонки конкретной газеты. При этом пластинка была достаточно популярной — по двум причинам. Первая — Майк был любимцем всех, кто вообще слушал рок-музыку, а их в ту пору было достаточно много. Хотя бы потому, что отечественная рок-музыка была вещью совершенно новой, полузапретной и поэтому особенно притягательной. Вторая же причина, куда более простая и прозаичная, — других рок-пластинок просто не было. Да и групп-то концертирующих в те годы ездило по стране с десяток. Тогда достаточно было написать в афише «рок-группа», или «Ленинградский рок-клуб представляет» — и аудитория была обеспечена.
Впрочем, Майк был, как уже говорилось, не абы кто — он был настоящим, реальным артистом, он был отцом-основателем, это было ясно уже в восьмидесятые, и поэтому «Белая полоса» — еще большая его неудача.
Выпусти ее любой другой артист — никакого ажиотажа не было бы. Единственная по-настоящему хитовая песня, которую раскрутила группа «Секрет», — «Буги-вуги каждый день» и та — калька с Марка Болана. Отличная свежая песня «Сидя на Белой полосе» — это тот Майк, которого все привыкли видеть и слышать, тот Майк, который заслуживал и заслуживает только превосходных эпитетов. «Прощай, Детка», «Страх в твоих глазах» — песни уже звучавшие на «Сладкой N» и исполненные Майком куда лучше там, с недостроенной гитарой и юношеским надрывом. И все. На «Белой полосе» Майк расслабился настолько, что опустился до уровня социальной сатиры — вещи, которая в России может убить любого, даже самого выдающегося артиста. Хуже песни, чем «Гопники», Майк не писал ни до, ни после «Белой полосы». Что сподвигло его на создание этого посредственного фельетона, неизвестно никому. Может быть, это безответственность. Или уверенность в том, что все, что пишется на бумаге, может быть спето, и получится неплохо. «Гопники» получились ужасно. Майк всегда иронизировал над пафосом «поучающих» групп Ленрокклуба, а сам вдруг взял и сделал то же самое. Занудное, аляповатое и беспомощное нравоучение с нелепыми рифмами, скудной музыкой — песня, за которую неловко и автору, и слушателю. Тем не менее песня была очень востребована на концертах. Но и другие, настоящие песни Майка были востребованы не меньше, а поработав довольно долгое время в отечественных СМИ, я могу ответственно сказать, что качество песни, фильма или книги и рейтинг, которые они дают, вообще никак между собой не связаны.
Если с «Гопниками» все, в общем, понятно — просто слабость автора, его лень, которую Майк, кстати говоря, декларировал («Лень — замечательная вещь, благодаря ей я не сделал массы очень плохих поступков»), потеря творческого самоконтроля, то «Отель под названием „брак"» — вообще непонятное произведение. Настолько же непонятное, насколько невнятное. Я никогда не разбираю песни сточки зрения «музыка-текст» — песня это не текст, положенный на музыку, это единство слова и музыкальной фразы. В «Отеле» же просто нет ни внятных фраз, ни ясной темы. Песня банальна до одури — банальна именно в своей сути, в пресловутом «мессед-же» — а она именно с «месседжем», это не «А-воп-бап-а-лула», это «послание», попытка донести авторскую мысль. Но в такой форме мысль на публику лучше не выдавать. Банально, скучно и мелка. Особенно для такого автора, как Майк.
«Песня простого человека» — в одну кучу с «Гопниками». То же самое, только вид сбоку.
«Вперед, Боддисатва» — рок-н-ролл, который лень писать в тот момент, когда лень думать. По сути дела это такая же чушь — не с точки зрения текста, а с точки зрения песни вообще — как и «Ром и Пепси-Кола», вышедшая на пластинке «Музыка для фильма». Эту ахинею мог исполнять только Майк — песни, подобные «Рому», проходили только под его обаянием. Я слышал много версий «Рома» и «Боддисатвы» у других исполнителей — это было просто ничтожно и стыдно. Песни эти никакие, лучше бы их не было вовсе. Балласт, порожняк. Обидно. Майк не такой. Он мог — и тогда, в восемьдесят четвертом, и позже — писать на несколько порядков сильнее.
Пошла волна, стали открываться двери. Уже можно было играть рок-музыку публично — чем дальше, тем больше. Музыканты стали получать за игру деньги, не боясь сесть за это в тюрьму (как группа «Воскресение» несколькими годами раньше).
