Вскоре после вступления в новую должность Григорий Иванович подал управляющему морским министерством докладную записку, в которой подробно изложил свою точку зрения на перспективы русского военного кораблестроения.
Исходя из того, что Россия должна быть первоклассной морской державой, Бутаков указывал в этой записке, что задачей морского министерства "должно быть создание такого флота, который равнялся бы соединенным флотам Германии, Швеции и Дании в Балтийском море, турецкому в Черном, а на Дальнем Востоке возникающим флотам Китая и Японии"{160}.
За основной тип боевых судов для Балтийского флота Бутаков предлагал принять броненосный корабль "Петр Великий", как корабль, не уступающий ни в чем новейшим судам германского флота. "По морским качествам, - писал адмирал, - суда этого типа могут совершенно свободно действовать не только в Балтийском море, но и на всем прибрежье Европы и в Средиземном море"{161}. Бутаков считал необходимым усилить Балтийский флот одиннадцатью кораблями типа "Петр Великий" с 12-дюймовыми дальнобойными орудиями на каждом, а Черноморский флот, - восемью кораблями этого типа ("чтобы придать Черноморскому флоту перевес над турецким, и в особенности, если к числу линейных броненосцев придать десяток-другой миноносок улучшенного типа "Батум"{162}). В этой же записке Бутаков дал неправильную оценку Тихоокеанского театра. Он не видел необходимости иметь на Дальнем Востоке военно-морской флот, "с одной стороны, ввиду слабого населения приморской области и отсутствия в ней всяких промышленных средств; с другой, потому, что необходимые для военных в том крае действий морские силы могут быть отделяемы, в виде временных эскадр, от Балтийского флота"{163}. События, развернувшиеся на Тихом океане в конце XIX-начале XX столетия,{164} убедительно показали ошибочность взглядов Бутакова на значение Тихоокеанского театра.
В докладной записке Бутаков решительно возражал против постройки за границей кораблей для отечественного военно-морского флота. Он призывал к деловому, разумному подходу к решению этого важнейшего вопроса. "Корпуса броненосцев и даже больших крейсеров, - писал он, - должны безусловно быть построены на наших отечественных верфях, но это не должно служить препятствием к приобретению из заграницы всех тех материалов, которых мы не можем легко и своевременно получить от отечественных заводов"{165}.
На новом посту адмирал Бутаков оставался неизменно верен своим принципам. В подчиненных он поощрял самостоятельность, творческую инициативу в труде. Так, в одном из приказов адмирал призывал каждого мастера, техника и инженера порта помнить, что он, Бутаков, при обсуждении технических вопросов является "только техником в большей или меньшей степени, а не начальником, а они - техниками, а не подчиненными". Поэтому, - писал Бутаков, - я прошу их не стесняться теми (взглядами. - Авт.), которые я выражаю, и отстаивать свои воззрения, как равный с равным, до окончательного моего решения". Он призывал их, "чтобы они встали на высоту своего научного призвания и не считали бы необходимостью уступчивость и деликатность в отношении к начальнику, когда дело идет о технических вопросах их специальности, в которых они даже и обязаны быть наиболее сведущими"{166}.
Подобные взгляды адмирала Бутакова настолько противоречили традициям старорежимного чиновного строя с его раболепием и угодничеством, что не могли не вызвать недовольства высшего начальства. Недовольство еще более усилилось, когда Бутаков оказал упорное противодействие незаконным поступкам некоторых ловких дельцов, пользовавшихся могущественной поддержкой генерал-адмирала и морского министерства в своих махинациях.
Вскоре по назначении Бутакова главным командиром Петербургского порта морское министерство предложило ему заключить с Балтийским заводом контракт на постройку броненосного фрегата "Владимир Мономах" и двух машин в 7000 индикаторных сил каждая, - всего на сумму 4 215 тысяч рублей. Бутаков, познакомившись с соображениями конторы Петербургского порта, указывающей, что цена эта чрезмерно высока и может быть без ущерба для дела снижена более чем на миллион, вполне согласился с мнением конторы и доложил о нем морскому министерству. Однако министерство, не приняв во внимание доводы Бутакова, потребовало ускорить заключение контракта. Более того, генерал-адмирал в присутствии управляющего министерством сделал Бутакову строгое замечание. Но Бутаков не подчинился приказанию. Он не только категорически отказался подписать контракт с заводом, но и выразил свое возмущение тем, что завод уже приступил к постройке без контракта, не получив от него наряда на производство работ.
Бутаков категорически возражал также против того, что "Владимир Мономах" строился не из отечественных материалов, а из заграничных, завезенных директором завода Кази на основании словесного разрешения управляющего морским министерством, но без ведома и согласия главного командира Петербургского порта.
На предложение Бутакова "представить более подробное сметное исчисление завода на означенные постройки, которое должно заключать в себе количество железа, стали, лесов, прочих материалов, рабочей силы и стоимость... чтобы по этим данным представилась возможность точно определить, насколько выпрашиваемые заводом цены отвечают действительной стоимости этих заказов", Кази, пользовавшийся полной поддержкой управляющего морским министерством, резко отвечал: "Завод не может сообщить требуемых портом сведений, и я не считаю, что порт в праве их требовать, потому что это значило бы подвергнуть контролю главного командира соображения внутреннего управления заводам, на что я не согласен, и обязанным себя не считаю"{167}.
"Гордая и непримиримая" позиция Кази, якобы защищавшего престиж завода от посягательств главного командира порта, объяснялась очень просто. "Из печатных отчетов завода видно, - писала газета "Голос" 30 июня 1881 года, что долг завода Морскому министерству... в 3 года возрос на 5 с лишним миллионов!. что г. Кази получает от 10% до 25% с работ завода и в 1879 году получил дополнительное вознаграждение с прибылей предыдущих двух годов - 53 016 руб. Поэтому вполне понятно, что с заказа в 41/4 миллиона он не желает сбросить миллион с четвертью, как того требуют доказательства конторы над портом".
Разоблачение было поистине скандальным.
Несмотря на то, что за спиной Кази и К° стояли такие влиятельные лица, как управляющий морским министерством Пещуров и сам генерал-адмирал, Бутаков продолжал упорно отстаивать свою точку зрения. Знал ли он, что своими действиями затрагивает великого князя Константина Николаевича? Шестаков в своих воспоминаниях уверяет, что Бутаков об этом знал и действовал так потому, что стремился показать необходимость смены скомпрометировавшего себя беспринципного руководства.
