Когда мы сообщили о падении Мариуполя, то получили следующий ответ из дивизии: «Видимо, это ошибка. Вы могли иметь в виду только Мангуш». Однако это не было ошибкой. Город был взят дерзким штурмом горстки германских гренадеров, скорость которых возобладала над инертностью и нерешительностью оборнявшихся. Успех дня дался ценой раненого офицера, унтер-офицера и жизни четырех солдат, которые ушли от нас навсегда. Шедшая следом пехота взяла на себя операции по зачистке в городе и установила сторожевые посты за его пределами и далее в направлении на восток. Мы были поражены при осмотре огромного завода «Азовсталь». Он протянулся на несколько километров вдоль берега моря и был оснащен современными производственными мощностями. Завод попал в наши руки в целости и сохранности.
Битва на Азовском море с падением Мариуполя завершилась. Всего в этой битве были взяты в плен более 100 000 советских военнослужащих; захвачены 212 танков и бронемашин и 672 орудия (у Манштейна в книге «Утерянные победы» 65 000 пленных, 125 танков и свыше 500 орудий. – Рей.).
С 10 по 12 октября батальон вел бои на участке между Мариуполем и рекой Миус, в нескольких километрах к западу от Таганрога. В 4.30 12 октября батальон попытался захватить плацдарм на восточном берегу Миуса и внезапным ударом занять мост через реку. Наступая, мы попали под ураганный огонь вражеской артиллерии с восточного берега Миуса. 1-я рота 1-го разведбатальона была брошена на 700 метров от моста и была вынуждена держаться там под огнем противника до темноты. Основные силы батальона смогли выйти из боя у Миуса без потерь, но передовые подразделения были сильно потрепаны советскими войсками.
Получили ранения более двадцати солдат и пять офицеров. В числе раненых были также двое батальонных врачей. В сумерках я забрал тело своего верного Петера, унтершарфюрера СС Эриха Петерзиле. Его сразила шрапнель. Это был первый случай, когда рядом со мной был убит водитель. Я не мог даже представить, что в ходе этой войны еще семь моих водителей будут обречены на смерть.
В серых утренних сумерках зарождающегося нового дня мы стояли у могил наших павших товарищей. Мы опустили четыре завернутых в плащ-палатки тела в чужую землю. Молча стояли мои солдаты у края могилы, прощаясь с боевыми товарищами. Раздавался грохот советских тяжелых орудий, бивших из Таганрога, а их снаряды со свистом пролетали над нашей головой, отыскивая нашу артиллерию.
Отделение связных на мотоциклах, близкие друзья Петера, Вейзер и другие офицеры штаба ждали моей прощальной речи. Меня душили переживания, я не мог вымолвить ни слова. Слезы потекли у меня по лицу. Несколько полевых цветов упали в темную могилу; я отдал честь Петеру и отвернулся. Потом я напишу его матери.
Батальон вел бои, очищая от противника западный берег Миуса, до 16 октября и последовал за батальоном Витта, который закрепился у Козелкина. 17 октября в ходе наступления на Таганрог наш батальон выдвинулся на юг. Батальон Витта наступал слева от нас, а далее на штурм города шел батальон Фрея. Наша пехота атаковала северные предместья Таганрога с невероятной решительностью и ворвалась в город. К сожалению, батальон Фрея попал под огонь двух советских бронепоездов. Их огонь пробивал огромные бреши в наших боевых порядках, пока бронепоезда не были уничтожены нашими 88-мм орудиями. Более восьмидесяти солдат были убиты огнем ощетинившихся множеством стволов стальных монстров.
Во время штурма Таганрога мы впервые имели возможность наблюдать организованное разрушение города советскими войсками. Заводы и учреждения взлетали на воздух друг за другом. Густые клубы дыма отмечали путь отступления советских войск. Когда мы ворвались в город, то увидели огромные груды сожженного зерна; в Таганроге нам была на практике продемонстрирована политика «выжженной земли». Убегавших на судах топили артиллерийским огнем. Никто из русских на берегу и не думал спасать людей с тонущих судов. Только по приказу Дрешера уцелевших стали спасать и доставлять на берег. На крутом берегу возвышался памятник Петру Великому. Русский царь, сражавшийся за выход и к южным морям, смотрел на тонущие суда.
Было холодно. Ледяной ветер дул с моря и возвещал о скором наступлении зимы. На юге виднелись заснеженные шапки гор Большого Кавказа. Гиганты сверкали, завораживали, и их не трогало неистовство человечества. Мы замерзали; наша форма висела лохмотьями. Зимней одежды не было. План наступления нашей части все еще не был сорван, но новый объект наступления не был определен. Огромная, по-настоящему не занятая нашими войсками территория без всякой системы коммуникаций лежала позади нас. Линии железных дорог тянулись в основном с севера на юг. Мы впервые подумали об обороне.
Под холодным дождем и по развороченным дорогам 20 октября мы двинулись в направлении Ростова-на-Дону. Главный удар наносился 14-й танковой дивизией и моторизованной дивизией «Лейбштандарт», входивших в III моторизованный корпус Макензена. Я безучастно смотрел на остатки русского батальона на обратном склоне высоты у Самбека. Я уже больше не мог читать карту. Буквы расплывались перед моими глазами. Слабость и тошнота мучили меня до такой степени, что пришлось просить дивизионного командира, чтобы меня сменили. Четырех месяцев боев в России хватило для того, чтобы приковать меня к постели. Я больше не годился для боевых действий. Временное командование батальоном взял на себя гауптштурмфюрер СС Краас и бросил его в чрезвычайно тяжелые бои.
Я вернулся в Таганрог, когда уже стемнело. Меня положили в полевой госпиталь с желтухой и дизентерией, сопровождавшейся тошнотой. Тогда свирепствовала эпидемия дизентерии, и она опасно ослабила фронт. Полноценных германских полков и дивизий уже больше не было. Восточный фронт удерживался слабыми остатками некогда сильных боевых частей. Немецкие гренадеры вступали в тяжелейшую битву за время своего существования – они были обескровлены и не готовы к ней. Они видели надвигающееся бедствие широко раскрытыми глазами, выполняли свой долг и ни секунды не сомневались в этом. Они верили в необходимость самопожертвования.
Я покинул полевой госпиталь спустя почти две недели. Я еще довольно слабо держался на ногах, но доложил о прибытии в часть, после чего без особых церемоний был переведен командиром в офицерский резерв и должен был находиться при штабе дивизии. К этому времени дивизия «Лейбштандарт» перешла к обороне к западу от Ростова. Она тесно взаимодействовала с 13-й и 14-й танковыми дивизиями и отбивала все удары советских войск. Район операций III корпуса пролегал через голые поля, и жестокий холод выморозил землю, сделав ее твердой как камень. Было невозможно вырыть окоп или даже оборудовать приемлемую позицию. Погода стала нашим самым жестоким противником.
