января 1941 года по 1 мая 1945 года — 101 200 машин наверняка включает в себя не только вновь произведенные, но и отремонтированные самолеты. Бракованные самолеты, которые Новиков принимал у Шахурина, потом опять возвращались на заводы и тем самым дополнительно увеличивали общую цифру производства, обеспечивая авиапромышленности выполнение плана.
Однако есть основания полагать, что не только за счет бракованных и отремонтированных самолетов завышался показатель советского производства самолетов. Похоже, часть боевых машин существовала только на бумаге. Иначе как объяснить, что количество самолетов, находившихся в действующей армии, в 1944–1945 годах составляло менее половины от их общего числа. Получается, что огромное число боевых машин — 20–25 тысяч — постоянно находились в учебных частях, в резерве или в переброске на фронт. Такого большого значения этого показателя не было у авиации других стран — участниц Второй мировой войны. Подозреваю, что значительная часть «бумажных самолетов», о которых отчитались, но которые в реальности не произвели, так и находились в вечной переброске в действующую армию. С учетом этого можно предположить, что в действительности производство самолетов в Германии было больше, чем в СССР. Да и как ухитрилась советская промышленность произвести больше самолетов, чем немецкая, но потребить при этом почти втрое меньше алюминия, остается неразрешимой загадкой.
Зато потери советской авиации, как я уже показал, были гораздо выше, чем у люфтваффе. Напомню, что за время войны ВВС Красной армии безвозвратно лишились 88 300 машин (поврежденные самолеты сюда не входят), тогда как немецкие потери боевых самолетов уничтоженными и поврежденными к концу 44-го на всех фронтах составили лишь 72 тысячи истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков.
Всего же за войну в ВВС Красной армии, согласно официальным данным, приведенным в сборнике «Гриф секретности снят», поступило 115 600 боевых самолетов, из которых около 17 тысяч были поставлены по ленд-лизу от союзников. По тем же официальным данным, к началу войны советская авиация располагала примерно 20 тысячами боевых самолетов (существуют и другие оценки, разнящиеся в пределах от 17 до 35 тысяч самолетов). К концу же войны в ВВС Красной армии осталось только 35 200 машин, но из них всего 8100 — в действующей армии. Даже если считать истинной кажущуюся серьезно завышенной цифру в 35 200 оставшихся у Советского Союза боевых самолетов, то совершенно непонятно, куда делись еще по меньшей мере 12 100 машин. Возможно, это как раз те самолеты, которые были произведены лишь на бумаге.
Кстати, в США в производство самолетов отремонтированные на заводах машины не включали — слишком накладно было везти поврежденную боевую технику через океан. Поэтому 192 тысячи произведенных за войну американских самолетов в действительности не равны германскому и советскому производству авиационной техники вместе взятым, а превосходят их сумму в полтора-два раза.
В целом в Великую Отечественную Василий воевал не лучше и не хуже других авиационных комдивов. С должностью справлялся. Подчиненные выполняли боевые задания, сбивали вражеские самолеты, сами несли потери. Нельзя сказать, что сын Сталина чем-либо обогатил тактику или оперативное искусство боевого применения истребительной авиации. Но этим и мало кто из других начальников советской авиации мог похвастаться. Асом-истребителем Василий также не стал, хотя задатки для этого у него были. Техника пилотирования у полковника Сталина, по отзывам компетентных современников, была отличной. Однако сына вождя очень тщательно берегли, никогда не отпускали в одиночку за линию фронта и старались сделать так, чтобы в рискованных воздушных схватках он не участвовал. Вот и было у Василия всего 27 боевых вылетов и 2 сбитых неприятельских самолета.
Чем отличался Василий в худшую сторону от других, так это своими загулами, которые ему при жизни отца благополучно сходили с рук. Вместе с тем подчиненных он успешно заставлял выполнять все требования воинской дисциплины, что и отмечалось в аттестациях. Пьянством же в Красной армии, и особенно в ВВС, удивить кого-либо было трудно. Начальники Василия пили ничуть не меньше его.
Вот как генерал-лейтенант Сталин описывал обстоятельства смещения командующего ВВС П. Ф. Жигарева в своем письме ЦК от 19 января 1959 года: «Мне приписывают (Серов), что я имел отношение к снятию Жигарева в 1942 году. Это не верно! Меня в то время в Москве не было, и причины снятия Жигарева я узнал от Власика и Поскребышева. Вот что они рассказывали. Жигарев совершенно пьяный явился на вызов в ГКО к т. Сталину и был снят с работы за пьянство в боевое время».
Но и преемник Жигарева Новиков трезвостью не отличался. Генерал Н. А. Сбытов рассказывал писателю Станиславу Грибанову, как на одном совещании в главкомате ВВС было упомянуто имя Булганина, тогдашнего заместителя наркома обороны, который якобы дал иные указания, чем Новиков. Александр Александрович возмутился: «Булганин разбирается в авиации как свинья в апельсинах!» Кто-то из присутствующих доложил о происшедшем Иосифу Виссарионовичу, и тот позвонил Сбытову: «Правда, что Новиков был пьян?» Николай Александрович утверждает, что уклонился от прямого ответа, хотя всем участникам совещания было ясно, что Главный маршал был не вполне трезв.
Ладно, Сбытов — свидетель пристрастный и, как мы помним, написал Сталину письмо о недостатках в ВВС, явно направленное против Новикова. Но вот у Хрущева с Александром Александровичем никаких счетов как будто бы не было. Однако пристрастие Главного маршала авиации к Бахусу Никита Сергеевич в своих мемуарах однозначно подтверждает: «Я хорошо знал Новикова. Он командовал ВВС Советской Армии большую часть войны и во время Сталинградской битвы приезжал к нам в штаб. У него были недостатки. Он пил, возможно, больше, чем ему следовало…»
А главный штурман ВВС генерал Б. В. Стерлигов прежде не считал зазорным выпить вместе с Василием Сталиным. В той части мемуаров, что осталась в рукописи, Борис Васильевич вспоминал, как в 44-м им вместе с Василием довелось ехать на фронт в поезде Главного маршала авиации Новикова (тогда Александр Александрович, как видно, ничего против такого соседства не имел): «Вошли мы в вагон и скоро, по примеру Главного маршала, разошлись по своим купе на отдых (с употреблением немалой толики водки, коньяка и иных горячительных напитков. — Б. С.).
— Войдите, — сказал я, и в дверях показался небольшого роста рыжеватый полковник в авиационной форме, в котором я сразу узнал сына Сталина — Василия.
Я откровенно изумился его появлению, так как на перроне в Москве при отправке нашего эшелона Василия не видел.
— Разрешите, генерал, скоротать с вами время? — спросил полковник, и тут же вслед за ним в купе протиснулся какой-то грузин в форме лейтенанта.
Василий распорядился:
— Коба, сообрази…
Коба исчез, но скоро появился с водкой
