— Господин полковник, я с благодарностью принимаю ваши предложения и буду стараться быть достойным вашего доверия, — искренне ответил я.
— Очень рад встрече с вами и приглашаю вас на чашку чаю вечером. А пока я представлю вас моему заместителю, начальнику штаба подполковнику Михельсону, тоже бывшему офицеру царской армии. Он покажет ваши апартаменты, поставит вас и сына на все виды довольствия. Кстати, у нас хорошая мастерская, там надо пошить зимнюю форму и обувь вашему сыночку.
Вячеслав Эдуардович Михельсон сам повел нас с Ваней показывать квартиру, где мы и разместились. Квартира была из двух комнат с удобствами, обставлена скромно и сохраняла аромат табака, водки и пота прежних обитателей.
После обеда мы с Ваней вернулись домой и до сумерек отдыхали. Уснуть я не мог, беспокоили мысли о подростках. Я спросил у Вани:
— Скажи, в каком настроении ты оставил ребят, когда мы с тобой уезжали в Ласк?
— Ребята догадываются, что их скоро отправят на задание. А настроение у них разное: некоторые сумрачны и побаиваются зимы, а такие, как Семенов, Бабицкий, Градович и другие, — а их большинство, — ждут быстрейшей встречи со своей Красной Армией. А есть и такие, которые обязательно откажутся даже лететь на задание без документов. Так что, Юрий Васильевич, по вашему совету я почти со всеми успел поговорить. Дела у нас с вами не так уж плохи, уверен, что ребята нас не подведут…
Зимнее солнце лениво скрывалось за горизонт зубчатого леса. А на стеклах окон стали вырисовываться морозные вензеля узоров.
— Спасибо, Ваня, утешил и обрадовал ты меня. Мы с тобой еще поборемся.
Расчувствовавшись, я взял гитару и, перебирая струны, стал подыгрывать на старые армейские стихи:
Как все вокруг сурово и снежно,
Как этот вечер сиз и хмур!
В морозной мгле краснеют окна нежно
Из армейских нищенских конур.
Ночь северная медленно и грозно
Возносит косное величие свое.
Как сладко мне во мгле морозной
Нам незнакомое жилье!
Выслушав слова песни, Ваня заметил:
— Не надо грустить, Юрий Васильевич, мы вместе еще повоюем. Жить — это не только быть живым, но и пребывать в радостном настроении.
Я похвалил его за мудрое суждение и отправился на чай к Сергееву. После вечернего чая у Сергеева я узнал, что он служит в лагере по рекомендации генерала Власова, состоит на хорошем счету в его штабе и в абвере, лично знаком с комендантом Лодзи генералом фон Штейном, общается с белоэмигрантами и Лодзинским русским комитетом, хорошо осведомлен о положении на фронтах, так как регулярно слушает иностранное и русское радио. Вся надежда у Сергеева на заключение мира с западными союзниками и с их помощью — со Сталиным. Я не удивился его наивной близорукости, в которую верила белая эмиграция и многие немцы.
Назавтра я приступил к своим новым обязанностям. Они не показались мне сложными, и у меня оставалось время, чтобы заняться Ваней. Я предложил ему ежедневные занятия вечером по два часа.
— Чем мы займемся? — спросил я у него.
— Юрий Васильевич, давайте займемся немецким языком. Я хотел бы им овладеть, чтобы хотя бы понимать, о чем говорят мои противники.
Мы начали регулярно заниматься языком, затем знакомыми мне предметами — географией, военной историей. Наша жизнь наполнилась смыслом. Ваня занимался усердно. Он не щадил своего самолюбия и не мирился со своими недостатками. Так он любил поесть, особенно переедал во время ужина, тем более в офицерской столовой кормили сытно и калорийно.
Как-то утром, делая зарядку, я поставил его рядом с собой перед зеркалом, начал урок:
— Ваня, посмотри на свое отражение, видишь, оно какое-то неряшливое, это ты забыл причесаться. А теперь искренне улыбнись и скажи: «Я чувствую себя хорошо, и сегодня у меня все будет получаться!» Зеркало также отражает округление твоей фигуры, смотри: у тебя стал расти животик, округляться попа. Значит, надо умерить аппетит. Я тоже люблю поесть, но я ем столько, чтобы, вставая из-за стола, думать о том, что я мог бы съесть еще столько же. Для меня не переедать, не перепивать — это норма. Никаких излишеств в пище, в работе и в поведении. Воздержание во всем. «Воздержание, — говорил древний мудрец, — это первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства». Такая установка стала для меня привычкой и помогает сохранять уравновешенность и веру в себя, а значит, быть более защищенным. Что для нас с тобой, находящихся в окружении противника, очень важно для личной безопасности. Вот почему я выработал у себя стремление и желание выжить, спастись и принести пользу Родине.
Ваня впитывал мои советы охотно. Я старался уделять ему как можно больше времени, иногда только отлучаясь по службе или к полковнику Сергееву слушать его военные фантазии и новости с фронтов.
Как-то в начале марта я по его приглашению пришел на чашку традиционного чая — он был единственный человек в «Утрате», который не страдал запоем и сохранял свежую голову, по привычке отслеживая по своей карте все изменения на Восточном фронте. И поэтому постоянно нуждался в собеседнике, старался поделиться не только новостями, но и личными соображениями.
— Ну-с, Юрий Васильевич, — начал он, разворачивая свою карту с нанесенной военной обстановкой, — фюрер укрепляет по-своему Восточный фронт, вводит свежую новинку в стратегию войны. В своем приказе он устанавливает по всему Восточному фронту систему крепостей и опорных пунктов, которые должны удерживаться до конца, даже при окружении, сковывая как можно больше сил противника для стабилизации линии фронта. У нас в группе армий «Центр» такие крепости уже определены: Витебск, Орша, Борисов, Минск, Могилев, Бобруйск, Лунинец, Слуцк, Пинск. Назначаются коменданты крепостей, которые подчиняются фюреру через командующего группы армий, если возникают какие-то новые задачи. Ну, как вы оцениваете эту новацию Гитлера? — спросил Сергеев.
— По-видимому, я могу оценить ее так же, как и вы, — уклончиво ответил я.
— А я оцениваю отрицательно! Да-с, милостивый государь! Эта мера сил вермахту не прибавит, — заговорил Сергеев. — Во-первых, крепости Брест, Пинск, Двинск и другие уже сыграли свою положительную роль в Первую мировую войну. Но та война была позиционная, а эта маневренная. Во-вторых, замкнутые в крепостях войска вермахта обрекаются на пассивность, остаются инертными. Маневром танков и механизированных частей Красной Армии эти крепости легко обходятся, окружаются и обрекаются на разгром или пленение. Вот так-то, батенька! Новый приказ фюрера с этой новинкой ничего не даст. Фюрер заблуждается и вводит в заблуждение своих генералов тем, что летом Сталин ударит на юге. Посмотрите на карту: Белоруссия — это ворота и ближайший путь не только в Польшу, но и в Германию, в Берлин, по-видимому, где и завершится война. Поэтому главный удар летом Сталин нанесет в Белоруссии, тем более что он будет опираться на мощные силы партизанского движения. Вы, как разведчик, согласитесь со мной в том, надеюсь, что через партизан штаб Красной Армии располагает сведениями о немецких силах и их обороне не хуже самого фюрера. Так что будем ждать тяжелых событий в Белоруссии, а потом на юге, в Прибалтике и Пруссии…
