— Он не понимает и не разбирается в авиации! Сколько живет в России, а говорить по-русски не научился! Как мы не видели всего этого раньше?
Через некоторое время, не почувствовав помощи своего брата Лазаря Кагановича, М. Каганович застрелился…
Наркомом авиапрома был назначен Шахурин. Алексей Иванович в свое время работал в Военно-воздушной академии им. Жуковского, был парторгом ЦК на авиазаводе, секретарем обкомов партии, словом, знал авиацию и мог, разумеется, отличить истребитель от разведчика, не называл «мордочкой», как это делал М. Каганович, носовую часть машины.
Политбюро не единожды обсуждало положение дел в авиации, укрепило руководство авиапрома компетентными, знающими дело людьми. Так заместителем наркома авиапрома был назначен молодой, но уже известный конструктор Александр Яковлев.
Сталин и его окружение в сороковом году приняли ряд мер по усилению Красной Армии. На одном из совещаний Сталин, выступая перед высшим начальствующим составом РККА, сказал (прозрение пришло очень поздно):
— Мы недооценили роль механизированных армий, допускаем медлительность и ошибки в формировании соединений, оснащенных достаточным количеством танков.
Идеи Тухачевского немцы реализовали задолго до начала Великой Отечественной войны.
Не хватало квалифицированных рабочих, инженеров, наладчиков. 2 млн 300 тыс. людей находилось в то время в лагерях и тюрьмах.
Молодые, неопытные наркомы и директора заводов не смогли равнозначно заменить тех, кто был упрятан за решетку. Рост производства стали составил в 1940 году по сравнению с 1937 годом всего лишь 3,4 %, чугуна — 2,75 %, проката — 0,77 %. Выпуск автомобилей сократился на 54 тысячи. Особенно обозначилось отставание в оборонных отраслях, где даже новейшая техника отставала по своим параметрам от немецкой боевой техники. Самолетный парк ВВС Красной Армии был довольно значительным — более 20 000 машин, в том числе боевых — 15 990. Но 82,7 % составляли машины устаревших конструкций.
Усилиями конструкторов и промышленности к 1940 году были созданы новые, имеющие равные с немецкими машинами тактико-технические данные и даже превосходящие их по некоторым параметрам самолеты, но их было мало. В 1940 году было выпущено лишь 64 истребителя Як-1, 20 истребителей МиГ-3, 2 пикирующих бомбардировщика Пе-2. Наша авиапромышленность по мощности была вдвое слабее немецкой… Только 9,8 % истребителей имели пушечное вооружение.
Промышленность с большим отставанием поставляла боевую технику, медленно совершенствовались коммуникации, с опозданием строились аэродромы, базы, склады горючего и боеприпасов, продолжались аресты военачальников и кадровая чехарда в наркомате, в Генеральном штабе, в военных округах. В течение шести месяцев 1940–1941 годов трижды менялись начальники Генерального штаба (август 1940 года — вместо Б. Шапошникова был назначен К. Мерецков, который в феврале 1941 года был снят и впоследствии арестован; вместо него был назначен Г. Жуков).
Были допущены серьезные просчеты в размещении стратегических резервов боеприпасов, питания, обмундирования, горючего на случай войны. Военные и политические руководители Л. Мехлис, Г. Кулик, Е. Щаденко с упорством, достойным лучшего применения, отстаивали свои взгляды на строительство арсеналов, складов и баз вблизи границы, так как «Красная Армия будет вести бои на чужой территории». Людям, отстаивавшим другие взгляды, а именно — размещение баз и арсеналов проводить в глубоком тылу (Урал, Поволжье), навешивались ярлыки паникеров-отступленцев со всеми вытекающими отсюда последствиями со стороны НКВД…
«Под давлением повторяющихся тревожных сигналов наркомату обороны, — вспоминал позже Г. К. Жуков, — удалось добиться от Сталина разрешения частично призвать в западные военные округа еще четыре армии. Я, как начальник Генерального штаба, понимал, что эта переброска не может остаться в секрете от немцев. А раз так, то одновременно с этими необходимыми мероприятиями нужно привести в боевую готовность войска пограничных округов. Я докладывал об этом Сталину, но он, после того как его две недели пришлось убеждать согласиться на первые два мероприятия, согласия на третье мероприятие, непосредственно связанное с первыми двумя, так и не дал… Он ответил, что приведение в боевую готовность войск в пограничных районах может привести к войне…»[12]
Сталин в начале мая дал согласие на выдвижение резервных армий и корпусов из Забайкалья, Северного Кавказа и Поволжья на запад со сроками завершения передислокации конец июня — начало июля. Нужно было не только скрытно перевезти большое количество людей, лошадей и техники, но и разместить их, отладить снабжение боеприпасами, горючим, обмундированием, питанием, запасными частями, построить хранилища, казармы, укрытия, пути подвоза и т. д. Естественно, что для этого требовалось не один-два месяца.
О выдвижении армий к западным границам, разумеется, узнали гитлеровские руководители. По их требованию Сталин и Берия принимают чудовищное по близорукости решение: допустить в западную часть страны группы вермахта для «розыска могил» немецких солдат, погибших в Первую мировую войну на территории нашей страны. Опытные разведгруппы гитлеровской армии на лошадях и автомобилях под видом розыска могил исходили и изъездили вдоль и поперек многие районы Белоруссии, Прибалтики и Украины, наблюдая за размещением воинских частей и соединений, передвижением боевой техники, полетами военной авиации…
Сталин и его окружение упорно цеплялись за договор с Германией, не верили в нарастающую активизацию подготовки войны. Под давлением с риском для жизни добытой информации нашими разведчиками, донесений послов и военных атташе Сталин направил в 1941 году письмо Гитлеру, с беспокойством сообщая фюреру о фактах прямой подготовки нападения на СССР. С присущим Гитлеру коварством, честью рейхсканцлера последний заверил Сталина в том, что войска в Польше, Румынии предназначены для… проведения операции «Морской лев» — вторжения Германии в Англию. Появившиеся к маю 1941 года у границ СССР более 130 дивизий не что иное, как способ изготовиться перед прыжком на Британские острова. Сталин, не доверяя донесениям лучших в мире разведчиков (Зорге и других), докладам послов и военных атташе, не прислушиваясь к вполне обоснованной тревоге руководителей наркомата обороны, поверил, однако, Гитлеру, строго карая тех, кто на свой страх и риск принимал меры по укреплению обороноспособности страны.
В высшем руководстве страны создалась парадоксальная ситуация: Сталин патологически боялся Гитлера, а окружение Сталина боялось вождя, стараясь ублажить его сообщениями о ложных успехах, о готовности Красной Армии и страны в целом к отражению агрессии. Боялись наркомы, директора оборонных предприятий, руководители республик и областей. Не избежали этого и военные руководители.
