— Помню, Евдокия Яковлевна учила нас, как нужно подходить за наградой, что отвечать на поздравление.
— Да… Воевать-то мы к тому времени немного научились, а вот получать ордена еще не умели.
Первый орден! Мы все — а новоиспеченных орденоносцев было человек двадцать — были так взволнованы, что почти каждая путала при вручении и руки, в какую взять орден, и левое плечо с правым при повороте во время отхода.
— А какой замечательный концерт самодеятельности состоялся у нас здесь 7 ноября, помнишь? — спрашивает Руфа.
— Еще бы! Ведь я была артисткой, пела. И хватило же… смелости, мягко говоря.
— Ну, уж если для немецких прожекторов в Моздоке хватало смелости, то огни рампы по сравнению с ними пустяк, — смеется Руфа.
Припомнили и Сашу Хоменко, парня с усами, прибывшего к нам в полк в качестве представителя от авиационных мастерских, которые базировались в то время в Хачмасе. Саша Хоменко вместе со своими товарищами по работе сделал для нашего полка хороший подарок к празднику — самолет. Он просил передать его лучшему комсомольскому экипажу. На торжественном построении было объявлено, что подарок вручается Тане Макаровой и Вере Белик.
— Не дожили они до победы… Одна короткая очередь вражеского истребителя — и в ночном небе вспыхнул факел из двух жизней…
Мы умолкли. У нас всегда наступает минута молчания, когда вспоминаем о погибших подругах.
— Что-то мне не нравятся эти тучки, — поглядывая на небо, забеспокоилась Руфа, — как бы дождь не пошел.
— Да, уж от здешнего неба всего можно ожидать. Помнишь, как мы страдали здесь от капризов погоды?
Помнишь, помнишь… Я вспомнила одну ночь. Мы летели с Дусей Носаль в район Малгобека. Небо было как на новогодней картинке — все в звездах. А когда возвращались обратно, под самолетом расстилалось бескрайнее поле сплошной облачности. Я впервые летела ночью над облаками и как зачарованная смотрела на изумительную красоту: под нами, насколько хватало глаз, тугими барашками лежала плотная белоснежная масса, из которой там, на юге, вырастали громады Кавказских гор. Среди них величаво поднимал свою снежную шапку Казбек. Все это бледно освещалось луной. Зрелище захватывающее, неотразимое!
— Дуся, смотри, какое великолепие! — Говорю летчице.
— Да, да… чудесно… А сколько мы летим от цели?
Летим? Куда летим?
Я сбросила с себя коварные чары этой ночи и вернулась к действительности. А в действительности было вот что. Наш аэродром «подскока» находился между Сунженским и Терским хребтами, и требовался точный расчет, чтобы пробить облачность над долиной. По моим подсчетам выходило, что через шесть минут нужно снижаться. Минуты прошли, мы нырнули в облака. Нас сразу окутала душная сырость и белесая мгла. По мере снижения становилось все темнее и темнее… Вдруг, взглянув на приборы, я заметила, что самолет снижается не по прямой, а по спирали.
— Дуся, ты чувствуешь, что мы вращаемся?
— Да, да. Рая, так нужно…
Высота упала с 1300 до 600 метров. А облачность еще не пробили. Уже начинаю понимать, как опасно вертеться в облаках, не зная точно, где ты вынырнешь из них. Но вот позади слева мелькнул огонек. Значит, пробились! Обрадованно кричу летчице:
— Гляди, огонек!
— Где?
И тут мы увидели (если так можно сказать, когда среди черного мрака ночи различили еще более черные горы), что находимся низко над дорогой, проходящей через Терский хребет. Слева и справа — казалось, самолет вот-вот заденет за них крылом — были горы. Только теперь мне стало ясно, какой смертельной опасности мы избежали. Окажись самолет метров на сто правее или левее, лежать бы нам под его облаками. Так вот какая оборотная сторона у восхитительной картины, которой я любовалась поверх облаков!
Когда мы приземлились на аэродроме, я спросила Дусю, почему она снижалась не по прямой, а пологой спиралью?
— А это потому, Раечка, что если бы мы в тот момент стукнулись о гору, то удар получился бы не лобовой, а на крыло, и у нас были бы кое-какие шансы на жизнь.
Так познавалось на практике сложное мастерство полетов ночью в гористой местности.
— Говорили, что мы разбомбили штаб генерала фон Клейста в Моздоке или где-то в том районе, — продолжает вспоминать Руфа.
— Вполне возможно. Ведь разбили однажды немецкую баню — об этом рассказывал не кто-нибудь, а сам пленный немец.
— Я видела, как Дина Никулина с Женей Рудневой разбомбили как-то прожектор около Моздока. Мы с Лелей Санфировой шли вслед за ними.
Нашим воспоминаниям не было бы, наверное, конца. Но подошли мужчины с полной сумкой фруктов.
Машина выехала из сада на проселочную дорогу. Мы попросили Бориса Николаевича указать путь на кладбище — там похоронена наша однополчанка Тоня Ефимова.
— Я сам проеду с вами.
В глубине кладбища он подвел нас к памятнику. Читаем надпись:
«Вечная память героям, павшим в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.
Ст. лейтенанту Ефимовой Т. П.
Лелепину Н. И.
Погибли в 1943 году».
Наш сопровождающий рассказал, что здесь, на кладбище, каждый год в День Победы проходит митинг на могилах павших воинов. Возлагают венки. Население станицы приходит сюда, чтобы почтить память людей, отдавших свою жизнь за победу над фашизмом.
Это хорошо, что люди помнят, какой ценой досталась победа, что не забывают тех, кому мы обязаны своим счастьем жить и трудиться в свободной стране.
На окраине станицы распрощались с Борисом Николаевичем. Он любезно и от чистого сердца пригласил приехать на следующий год отдыхать в Ассиновскую. Хвалил здешний воздух, говорил об обилии фруктов и овощей. Просил передать привет и приглашения от жителей станицы всем нашим однополчанам.
Сегодня вечером остановились на ночлег уже в пансионате, а не в кемпинге. Успели засветло занять место.
— Итак, отступление полка закончилось, — подвела итог за ужином Руфина. — Теперь почти по тому же пути — по крайней мере до района Краснодара — нужно ехать обратно. Наступать.
Я посмотрела на убегающую в горы светлую ленту дороги.
— А что, если отклониться от ранее намеченного плана? — спрашиваю своих спутников.
Они вопросительно посмотрели на меня.
— Видите ли, наступать приятно во время войны. А сейчас по тому же маршруту…
— Что ты предлагаешь?
— Давайте проедем по Военно-Грузинской дороге. Посмотрим, что стояло тогда, в сорок втором, у нас за спиной. Что мы защищали?
Предложение показалось заманчивым. Тем более, мы чувствовали, что нам нужно немного отдохнуть, отвлечься от воспоминаний военных лет.
