130
А не дышат ли самым диким романтизмом сами эти «Правила революционера?» В. 3.
Зачеркнуто: «все осталь…»
Зачеркнуто: «Сильно увлеченного».
По словам Рипмана, Прыжов говорил, что, бывая в кабаке, надо молчать, слушать разговоры, которые там ведутся, ню самому не вступать в них. «Если навязываться на разговор, — говорил Прыжов, — то от нашего Крестьянина не добьешся, ответа; если же, напротив, молчать и прислушиваться, то можно узнать гораздо больше». (Показания Рипмана. «Правительств. Вестник», 1871 г. № 172).
Об этом своеобразном «хождении в народ» интересные сведения сообщил на суде Рипман. Он рассказывал: «Когда я вошел туда (т. е. в кабак. Б. К.) со мною чуть не сделался обморок при виде той грязи — физической и нравственной, — которая господствовала в этом вертепе. Если бы не водка, которой я выпил, я бы упал. Я в первый раз просидел там недолго; потом еще несколько раз приходил, и с каждым разом впечатление, производимое на меня этим местом, делалось тяжелее и тяжелее. Дело дошло до того, что здоровье мое начало портиться, что было замечено Прыжовым и некоторыми товарищами моими. Вследствие этих обстоятельств, я вскоре совсем прекратил посещение этих мест. Руководствуясь наставлениями Прыжова, я прислушивался к разговорам, которые там велись. Из этих разговоров я узнал, что некоторые из посетителей занимаются карманным грабежом. Мне как то не верилось, что бы они могли так открыто посещать трактиры, занимаясь таким ремеслом. В это время пришлось встретиться с одним бессрочно отпускным солдатом, который имел вид истощенный. Я угостил его обедом, и за это он предостерег меня, что тут есть жулики и что нужно быть осторожным. Кроме того, мне удалось раз или два поговорить с публичными женщинами, которые посещали этот кабак. Я иногда заговаривал с ними, желая знать причину, почему они так низко пали, и одна из них, которой я оказал маленькую услугу тем, что накормил ее, сказала мне, что жулики намерены меня ограбить. Вследствие этого „Обстоятельства“ и вследствие того тяжелого впечатления, которое производили на меня это место, и тамошние посетители, я сказал, что больше не могу ходить туда». («Правительств. Вестник», 1871 г. № 172).
Николаев переписывал «общие правила организации» и прокламацию «От сплотившихся к разрозненным», написанную Нечаевым по поводу «Полунинской истории».
Зачеркнуто: «других»
Так называемая «полунинская история» разыгралась в Московском университете в конце октября 1869 г. Вкратце сущность ее сводилась к следующему: «За отъездом за границу проф. Захарьина чтение его курса на 4 курсе медицинского факультета было поручено проф. Полунину. Студенты, найдя, что Полунин проявляет недостаточное знакомство с предметом» читать который он взялся, отказались слушать его лекции. 25 октября совет университета постановил сделать студентам выговор и предупредить, что если они не явятся на лекции к 29 октября, то курс будет закрыт. Несмотря на это, 29 октября на лекцию Полунина явилось только 6 студентов. В тот же день совет университета постановил исключить из университета 9 студентов на сроки от 1 до 3 лет без права поступления до истечения этих сроков в другие высшие учебные заведения, и 11 студентов с правом поступления в другие учебные заведения. Пять из первых девяти студентов: Лыткин, Бутурлин, Смирнов, Эльениц и Гольштейн были высланы из Москвы. По поводу полунинской истории А. К. Кузнецов рассказывал на суде: «В кружок было прислано приказание комитета о том, чтобы действовать на всех знакомых из университета для того, чтобы эта история не кончилась одним движением медиков 4 курса, а чтобы она приняла более широкие размеры». («Правит. Вестник», 1871 г., № 156). В протоколе заседания кружка 4 ноября о полунинской истории говорится: «Передал (неясно кто: Нечаев или Прыжов. Б. К.) об исключении 18 человек медиков и о произведенном этим волнении в университете, которым предложил воспользоваться, для чего решено было сообщить по всей организации о том, чтобы поддерживать это волнение, созывать сходки, намечать личностей, более выдающихся, и давать направление более широкое, чем студенческая история. Намекать о существовании в обществе силы, к которой следует примкнуть всякому. Распустить листки „От сплоченных к разрозненным“. Движение должно будет получить радикально-демократический характер и закончиться демонстрацией политического характера. Отправлены были в Петербург письма с этой же целью». («Правительственный Вестник», 1871 г., № 162).
Зачеркнуто: «существованию»
В тексте, опубликованном в сборнике «Группа Освобождение Труда», ошибочно напечатано: «Сминского».
Предположение В. И. Засулич относительно причины ареста Негрескула не соответствует действительности. Он был арестован 4 декабря 1869 г., т е. еще до отъезда Нечаева за границу. По-видимому, арест Негрескула был вызван упоминанием его фамилии в показаниях, данных арестованным накануне А. К. Кузнецовым.
Зачеркнуто: «в полном составе»
Спор между Нечаевым и Ивановым относительно распространения прокламаций происходил не 19 ноября, а значительно раньше (4 ноября). Это видно из протоколов кружка, оглашенных на суде: «4 ноября. Предложено (Нечаевым) распространять в академии с целью возбудить оживление в слушателях разного рода листки. № 4 (Иванов) после долгих споров решился не только не помогать этому, но даже противодействовать. Он жалел Кухмистерскую, которая от этого может быть закрыта». («Правительственный Вестник», 1871 г., № 162).
Успенский на суде говорил: «Иванов был человек сварливый, постоянно споривший, и на первых же порах стал самым сильным препятствием к достижению той цели, которой следовал наш кружок… В день отъезда Нечаева (т. е. предполагавшегося, но несостоявшегося, его отъезда в Петербург 20 ноября. Б. K.) я узнал, что Иванов отказывается от участия в обществе, что он выходит из общества, чуть ли не хочет даже сделать большее, т. е. идти и рассказать о всем правительству. Раздосадованный, я сообщил этот факт Нечаеву». «Я не имел никакой вражды к Иванову, — добавил к этому Успенский, — и считал необходимым его устранить именно в виду того громадного вреда, который он мог нанести обществу». («Правительств. Вестник», 1871 г., № 158).
