Слушание уже подходило к концу, когда судья Болл снова, в последний раз, спросил ВМ, признает ли он, что сам, лично, написал шесть поддельных Вермееров и двух де Хоохов. ВМ вновь безоговорочно подтвердил свою вину. Однако пожелал добавить, что был вынужден выставить картины на продажу по очень высоким ценам, поскольку в противном случае все бы сразу поняли, что они не подлинные. Но главным его побуждением являлись не жажда денег, а желание рисовать, загадочный и навязчивый импульс, который он не мог контролировать. Этой репликой диалог Болла и ВМ завершился.
Затем слово было предоставлено государственному обвинителю Вассенбергу, который говорил около часа. Хорошо понимая, что симпатии публики целиком на стороне обвиняемого, он не стал особо зверствовать, отнесясь к обвиняемому с максимальным уважением, и ограничился тем, что оспорил основную позицию ВМ. Прокурор заявил, что не дело суда решать, гениальный ли художник ВМ, но он, обвинитель, совершенно уверен в одном: фальсификатором ВМ стал не потому, что считал себя великим и непонятым художником и надеялся таким путем заслужить всеобщее признание. Будь это так, рано или поздно он открылся бы сам, а не стал бы ждать, пока случай поможет разоблачить его. Поэтому ВМ следует считать виновным по вменяемым ему статьям, и по ним уголовный кодекс предусматривает наказание в виде тюремного заключения сроком до четырех лет. Но, учитывая слабое здоровье подсудимого, мнение психиатра и иные смягчающие вину обстоятельства, срок наказания может быть уменьшен вдвое. Подделки следует вернуть их владельцам: в компетенцию суда входит установить, подлежат ли они уничтожению.
Потом настала очередь Хелдринга, адвоката обвиняемого. Он говорил меньше часа и произнес остроумную, тонкую и убедительную речь. Защитник определил своего клиента как «человека выдающегося ума, щедрого и с огромным обаянием, но неспособного переносить критику и неудачи». Потом он истолковал всю его деятельность фальсификатора как защитный маневр против ядовитых нападок критиков, которые годами пытались уничтожить его и в конце концов сломали ему карьеру, что в некотором смысле едва ли не вынудило Хана ван Меегерена стать Вермеером. В любом случае с юридической точки зрения в ходе продаж не было выявлено никакого мошенничества. Никто не утверждал, что та или иная картина принадлежит кисти Вермеера или же де Хооха и даже что она могла быть ими написана. Окончательное решение вынесли искусствоведы, антиквары и покупатели. Единственный упрек, который можно сделать ВМ, – это подделка подписей, а отнюдь не картин, но в мире искусства, как всем известно, подпись никогда не являлась бесспорным доказательством подлинности картины. Поэтому Хелдринг просил, чтобы с его подзащитного сняли обвинение, относящееся к статье 326, a в том, что касалось подделок подписей, он ходатайствовал, чтобы к нему было применено условное наказание, и призвал суд проявить максимальное милосердие.
Судья Болл понимающе кивнул и спросил у ВМ, хочет ли он воспользоваться своим правом на последнее слово. ВМ продолжал сидеть неподвижно, уставившись в пустоту, и, как показалось судье, это длилось целую вечность. Затем, совершенно огорошив публику, судей и адвокатов, он сказал, что в романе Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» Шарль Сван, намеревавшийся написать работу о Вермеере, убежден: «Диана и нимфы», картина на мифологический сюжет, приобретенная музеем Маурицхейс как работа Николаса Маса, на самом деле принадлежит кисти Вермеера. Однако, к сожалению для Пруста и для Свана, как и для всех авторов прекрасных теорий, которые выдвигались в мире искусства, это полотно было подделкой, то есть его написал не Вермеер и, если уж на то пошло, даже не Мае. По окончании малопонятного и эмоционального выступления ВМ снова воцарилось долгое молчание. Судья Болл с изысканной любезностью спросил: «Это все?» В зале, заполненном до отказа, по-прежнему стояла полная тишина. ВМ опять уставился в потолок, потом ответил: «Это все». Судья Болл кивнул и объявил заседание закрытым. ВМ вытер пот со лба шелковым платком и шатаясь поднялся, чтобы выйти. В то же самое мгновение сотни людей, присутствовавших в зале, вскочили на ноги. Его приветствовали оглушительными аплодисментами. Удивленный и растерянный, ВМ простер руки к небу в знак победы. То всхлипывая, то плача навзрыд, счастливый как ребенок, он пожимал множество рук, потом обнял Ио, Жака и Инес. Минутой позже национальный герой пешком, нетвердой походкой, направился к своему великолепному дому на Кайзерсграхте, со всех сторон окруженный рукоплещущей толпой.
Вердикт был оглашен две недели спустя, 12 ноября 1947 года. Хан ван Меегерен был признан виновным в обоих вменяемых ему преступлениях и приговаривался к одному году тюремного заключения (самое мягкое наказание по данным статьям обвинения). Он будет находиться под строгим медицинским наблюдением, и, учитывая скверное состояние его здоровья, по всей вероятности, ему предстоит провести этот год в клинике. Судья Болл вынес также постановление, что все фальшивые Вермееры должны быть возвращены их законным владельцам. Таким образом, «Христос и блудница», попавший в коллекцию Геринга, стал собственностью нидерландской короны; «Отрок Иисус в храме» был возвращен самому ВМ, так же как и «экспериментальные» подделки, обнаруженные инспектором Вонингом на вилле в Ницце. Но им предстояло быть выставленными на продажу вместе с прочим имуществом ВМ, чтобы покрыть его долги государству и частным лицам, пострадавшим от мошенничества.
«Отрока Иисуса» приобрел на публичном аукционе гаагский антиквар за 3 тысячи гульденов; позже он уступил полотно сэру Эрнесту Оппенгеймеру, а затем оно оказалось в одной из церквей Йоханнесбурга. А картина «Христос и блудница» очутилась в Гааге, в специальном государственном собрании Нидерландов (Stichting Nedelands Kunstbezit). Другие работы ВМ были проданы с аукциона наследниками в 1950 году, и принесли им 226 999 гульденов, сумму, разумеется, не слишком их обрадовавшую. А вот «Ужин в Эммаусе» остался в музее Бойманса – его, правда, убрали из отдела старинного искусства и выставили в углу зала, отведенного под современную живопись. Так, по злой иронии судьбы, которая ВМ, без сомнения, показалась бы еще и жестокой, его «Вермеер» оказался рядом с работами Пикассо, ван Дуйсбурга и Мондриана – тех самых «выродившихся» современных художников, которых он всегда презирал.
Когда процесс закончился и приговор был вынесен, у защиты оставалось еще две недели на то, чтобы подать апелляцию, но адвокат Хелдринг предпочел направить королеве прошение о помиловании своего подзащитного. Государственный обвинитель в кулуарах дал понять, что не станет возражать. ВМ, однако, не понадобилось помилование королевы. Он обрел свободу иным путем. 26 ноября его поместили в клинику «Валериум» в состоянии практически безнадежном: он перенес очередной удар и был на шаг от паралича. Прошли еще две нескончаемые недели, и доктора клиники объявили, что знаменитый фальсификатор выздоравливает, хотя очень медленно. Йо, Жаку и Инес, однако, ВМ казался все более слабым. И тем не менее ночью 29 декабря он вдруг резко сел на кровати, словно подброшенный пружиной, и сказал медсестре, что хочет остаться наедине с Ио. Инес и Жака не было, потому что поздно вечером они уходили ночевать в особняк на Кайзерсграхте. Медсестре, по-видимому, не понравился безапелляционный приказ ВМ, но он бросил измученный взгляд на Ио и добился своего. Затем он попросил Йо подвести его к окну. Йо пыталась спорить, но ВМ и на сей раз не слушал никаких доводов. Он сорвал с себя простыни, с трудом поднялся на ноги и ухватился за руку бывшей жены.
