Казалось, что Энвер рассматривал эту военно-морскую экспедицию как личный вызов себе со стороны Черчилля – что-то вроде продолжения их спора, начавшегося в Лондоне.
– У вас тоже должна быть большая армия, – сказал Энвер, имея в виду Соединенные Штаты. – Я не верю, – продолжил он, – что Англия пытается захватить Дарданеллы по просьбе российской стороны. Будучи в Англии, я обсудил с Черчиллем возможность войны. Он спросил меня, как поступит Турция в таком случае, и сам же ответил, что если Турция будет на стороне Германии, то британский флот пройдет Дарданеллы и захватит Константинополь. Черчилль не пытается помочь России, нет, он пытается выполнить свою угрозу.
Энвер говорил решительно и уверенно. По его словам, практически все повреждения, нанесенные внешним фортам, были устранены, и у турок были методы защиты, о существовании которых враг не подозревал. Он выразил сожаление, обвинив англичан в попытках подкупить турецких чиновников, и даже заявил, что они пытались совершить покушение на его жизнь. С другой стороны, он не выразил особого дружелюбия и по отношению к немцам. Властные манеры Вангенхайма раздражали его, а турки, по его словам, не ладили с немецкими офицерами.
– Туркам и немцам, – добавил он, – глубоко наплевать друг на друга. Мы с ними, потому что это в наших интересах; они с нами, потому что это выгодно им. Германия будет поддерживать Турцию, пока это помогает Германии; Турция станет помогать Германии, пока это выгодно для нас.
К концу нашей весьма доверительной беседы Энвер находился в большом воодушевлении. Очевидно, он представлял себя «великим Энвером», Наполеоном турецкой революции, снизошедшим до обычного посла в обсуждении государственных дел.
– Знаете, – сказал он, – в Германии нет ни одного человека, с которым я говорил бы так же откровенно, как сегодня с вами.
Мы достигли Пандермы примерно в два часа. Здесь Энвер сошел на берег, был также спущен его автомобиль, а наша команда продолжила свой путь. В Галлиполи мы прибыли поздним вечером. В порту мы бросили якорь и переночевали на борту. Весь вечер мы слушали грохот орудий, обстреливавших укрепления, но эти напоминания о войне и смерти не смутили моих турецких хозяев. Происходящее казалось им большой забавой, в течение нескольких месяцев у них была тяжелая и изнуряющая работа, теперь же они вели себя как мальчишки на каникулах. Они шутили, рассказывали истории, распевали пошлые песенки и подшучивали друг над другом. Почтенный Фуад, несмотря на свой почти 90-летний возраст, оказался настоящим шутником. А тот факт, что его товарищи сделали его мишенью для своих шуток, еще больше веселил его. Веселье достигло своего пика, когда один из участников нашей экспедиции налил ему полный стакан одеколона. Старый вельможа в течение некоторого времени изучал свой новый напиток, а затем разбавил его водой. Мне сказали, что самый лучший способ пробовать раки, популярный турецкий напиток, – это смешивать его с водой. Это стоящая вещь, и ее можно пить не страшась за свое здоровье. Очевидно, вода оказывает тот же эффект и на одеколон, поскольку после смешения этих двух компонентов содержимое стакана стало белым. Старый вельможа залпом выпил этот коктейль, даже не поморщившись, что вызвало большое оживление у его мучителей.
Утром мы вновь отправились в путь. Мы уже подошли к Дарданеллам. От Галлиполи нам пришлось пройти практически сорок километров до Чанак-Кале. Большая часть этого пролива ничем не примечательна, а с военной точки зрения абсолютно не важна. Ширина пролива примерно три километра, побережье – низкое и болотистое, и лишь наличие нескольких деревенек указывало, что там еще есть жизнь. Мне рассказали, что там находилось несколько старых укреплений, ржавые орудия которых были направлены на Мраморное море. Орудийные позиции были сооружены там в начале XIX века, чтобы не пустить вражеские корабли с севера. Однако эти укрепления были столь незаметны, что я даже не обратил на них внимания. Хозяева проинформировали меня, что боевого значения они не имеют и что ничто на северной части пролива от мыса Нагара до Мраморного моря не могло оказать реального сопротивления современному флоту. Эта часть пролива, по моему мнению, могла быть интересна лишь с исторической точки зрения. Древний город Лампсак, современное название – Лапсеки, находился по ту сторону Галлиполи. А на мысе Нагара в древности находился город Абидос, из которого каждую ночь Леандр отправлялся через Геллеспонт на свидание со своей возлюбленной Геро – подвиг, повторенный спустя примерно сто лет лордом Байроном. Здесь же Ксеркс I отправился в путь из Азии в Грецию по понтонному мосту, начинал свою великую экспедицию, которая должна была сделать его властелином всего человечества. Проплывая место свершения его подвига, я подумал, что дух Ксеркса I еще жив! Турки и немцы нашли гораздо менее романтичное применение этой самой узкой части Дарданелл: они натянули там кабели и установили противолодочные минные заграждения и сети – средства, которые не смогли воспрепятствовать английским и французским подводным лодкам войти в Мраморное море и Босфор. Лишь когда мы обогнули знаменитый мыс Нагара, скучная монотонность пустых берегов сменилась некоторым разнообразием. На европейской стороне появились утесы, нависающие прямо над водой, они напомнили мне Пэлисейдс-парк на реке Гудзон. Я продолжал рассматривать холмы и горные гребни, которые впоследствии сыграли трагическую роль в судьбе доблестных армий союзников. Глядя на ландшафт к югу от Нагары со всеми его холмами и гребнями, становилось понятно, почему военные инженеры посчитали его лучшим для устройства оборонительных сооружений. Теперь наш корабль подходил, возможно, к самой важной точке во всем проливе – городу Чанак, или, если назвать его современным европейским именем, Дарданеллам. В обычные времена это был процветающий порт с 16-тысячным населением, с домами из дерева, торговавший шерстью и другими продуктами. В течение многих веков это был важный военный пункт. Теперь же, за исключением солдат, здесь никого не было, большая часть гражданского населения была переселена в Анатолию. Как нам сказали, британский флот обстрелял город, однако это утверждение представлялось сомнительным ввиду того, что я видел лишь один дом, поврежденный, по-видимому, случайным снарядом, направленным на рядом расположенные укрепления.
Джевад-паша, турецкий главнокомандующий в Дарданеллах, встретил нас и проводил в Главный штаб. Джевад был человеком высокой культуры, приятным и радушным, с прекрасными манерами. Он прекрасно говорил по-немецки, поэтому переводчик мне не потребовался. Меня поразило уважение, с которым немецкие офицеры обращались с ним. То, что он был их главнокомандующим этим театром военных действий и что генералы кайзера были его подчиненными, было вполне очевидным. Когда мы вошли в его офис, Джевад остановился напротив куска торпеды, поставленного в центре коридора, очевидно в качестве сувенира.
