Роден прибыл в Рим вместе с Розой. Вечный город был для скульптора неисчерпаемым источником радости. Бенар, его друг, позаботился о том, чтобы поселить Родена в месте, где он мог бы работать. «Я радуюсь тому, что Роден с нами, — написал он, — этот человек говорит потрясающие вещи об искусстве и о природе». Но Бенар был вынужден признать, что Роден уже не тот, каким он знал его прежде: «Мне кажется, что в глубине души он считает, что мир слишком занят войной и уделяет ему недостаточно внимания… Он постарел… Он мне показался молчаливым и довольно отрешенным от мира, в котором тем не менее ищет опору».138
Роден часами посещает музеи и церкви. Он отправляется на знаменитую Аппиеву дорогу,139 любуется пейзажами, запечатленными на полотнах Пуссена.140 По инициативе Бенара Роден установил бронзовую копию «Идущего человека» во дворе палаццо Фарнезе, где располагается посольство Франции. Однако посол Баррер, тесно связанный с академическими кругами, был возмущен присутствием этой статуи без головы. «Голова? — бросил в ответ Роден. — Но она повсюду!»
Папа Бенедикт XV уже согласился на четыре сеанса позирования Бенару, поэтому предложил Родену перенести работу над бюстом на следующий год.
И Роден снова приезжает в Рим в 1915 году, но уже один, без Розы.
Бенедикт XV был аристократом и тонким дипломатом. Война разожгла национальные страсти. Папа называл войну «самоубийством Европы» и обращался к враждующим сторонам с планами мирного урегулирования. Но его предложения игнорировались, и, как всегда, Ватикану предъявляли претензии обе противостоявшие стороны. Союзные державы упрекали папу в том, что он официально не осудил вторжение немецкой армии в Бельгию, а их противники упрекали его в симпатиях к Антанте.
Роден приступил к работе над бюстом. После второго сеанса позирования он, не будучи ни аристократом, ни дипломатом, хвастался тем, что поговорил с папой о войне и «сказал ему правду». По этой или по какой-то другой причине на следующем сеансе Бенедикт XV заявил скульптору, что бремя обязанностей не позволяет ему больше позировать. Возможно, причина могла быть и в том, что он никак не мог понять, зачем искать столько профилей, чтобы сделать один бюст, и, посмотрев на всё еще бесформенную глиняную голову, отказался продолжать позирование.
Зима 1916 года в Париже была суровой. Отель Бирон не отапливался. Тем не менее Роден приходил туда каждый день. Силы его были подорваны. У него случился инсульт. В течение нескольких недель казалось, что жизнь исчезла с его лица. Накинув на плечи шаль, он медленно бродил по запущенному саду, окруженный болтающими без умолку женщинами, наводнившими его дом.
В Родене была какая-то особая смесь недоверчивости и наивности. Какой легкой добычей был этот больной старик, которого так легко обмануть и ум которого угасал!
Каждая из этих дам надеялась извлечь выгоду из своего запоздалого постоянного присутствия и проявления заботы о нем. К тому же им было известно, что ни Роза, ни сын не носят имени Родена. Неожиданные дарения, разорванные и снова написанные завещания в пользу то одной, то другой его пассии, переданные нотариусу, затем затребованные назад, намечаемые и отменяемые проекты брака — всё это сеть историй, тем более мучительных, что у скульптора бывали периоды, когда он утрачивал здравый рассудок. К счастью, ревность, соперничество, ссоры этих меркантильных особ позволили избежать наихудшего.
Но самое печальное, что из отеля Бирон исчезали предметы искусства. Будущее музея всё еще не было официально оформлено, и никакой охраны не было.
Несмотря на настойчивые просьбы и упреки близких, Роден оставался безучастным, возможно, даже сохранял полное безразличие. Он замыкался, уходил в себя.
Не менее мучительна была и ситуация в Медоне. Бедная Роза более, чем когда-либо, была доведена до отчаяния слухами о «созданиях», окружающих Родена. Усохшая, с лихорадочно блестящими глазами, она порой производила впечатление страдающей старческим слабоумием. Тем не менее, когда Роден с Розой оставались один на один, она садилась напротив него, брала его руки в свои, и они подолгу молчали в тишине ночи.
Присутствие сына и его жены в маленьком павильоне рядом с домом — еще одна проблема, приводившая Родена в смятение. В то время Огюсту Бёре было уже 50 лет. Он оставался всё таким же. Его жена продолжала много пить. В их жилище царил чудовищный кавардак.
Домашние тоже вносили свою лепту в общий беспорядок. Их пытались задобрить те, кто стремился проникнуть в дом Родена и заиметь там друзей. К тому же за прислугой не было подобающего контроля, поэтому она стала небрежно относиться к своим обязанностям.
Мог ли Роден, всегда бывший организованным человеком, вообразить, что наступит день, когда он станет свидетелем и даже причиной подобной анархии?
Министр Этьен Клемантель глубоко симпатизировал Родену, не раз проявлял к нему дружеское расположение и всячески способствовал, насколько мог, созданию Музея Родена. Он хотел, чтобы поскорее было закончено оформление завещания Родена. На самом деле никто, даже сам завещатель, не знал, каковы были последние изменения в завещании. В конце концов Родена заставили подписать заявление, согласно которому он «аннулировал все другие варианты завещания, за исключением того, которое составлено в пользу Розы Бёре, в знак признательности за 50 лет их совместной жизни». (Позже была найдена дюжина завещаний, подписанных Роденом.)
Розу пригласили, чтобы ознакомить с этим документом.
— А вам не кажется, — сказала тогда Жюдит Кладель, — что было бы справедливо, если бы вы официально дали свое имя мадам Розе, которую вы в течение столь долгого времени представляли как свою жену?
— У вас всегда бывают хорошие идеи, — ответил Роден.
— Ваши друзья позаботятся обо всём. Нужно будет сделать это здесь, в вашем саду, в присутствии узкого круга близких друзей.
— Пусть будет именно так, — ответил Роден.
Другая проблема, решение которой не терпело отлагательства, — обеспечение охраны мест, где были сосредоточены произведения Родена и его богатейшая коллекция. Этим занялись Клемантель, заместитель министра изящных искусств Далимье и Леоне Бенедит, хранитель Музея современного искусства. Было принято решение поставить охранников у отеля Бирон и виллы Брийан. Они не должны были никого пропускать без специального разрешения на вход. Для Родена была нанята сиделка, неусыпно следившая за состоянием его здоровья. Но самой сложной задачей было защитить скульптора от него самого. Эта важная миссия была возложена на Марсель Тирель, выполнявшую в последние годы функции его помощницы и секретаря. Если Роден собирался принять, по мнению его окружения, нежелательного посетителя, она не пускала того на порог.
