Как и Зандбергер, Шульц стремился избежать ответственности за некоторые убийства под предлогом своего отсутствия во время и на месте казни. Но если исполнители получили соответствующие указания еще до его отъезда, отсутствие Шульца во время самих расстрелов не являлось оправданием. Террорист, который устанавливает часовой механизм взрывного устройства, прячет его в подвале дома своей жертвы, а затем уезжает, тоже явно отсутствует во время взрыва, но его вина так же очевидна, как и вина убийцы, наносящего смертельный удар кинжалом.
Адвокат Шульца заявил, что его подзащитный отличался «либеральным» отношением к евреям. Конечно, добавил он, Шульц «стремился снова сократить огромное влияние еврейства на жизнь своей страны, доведя его до нормальных пропорций». (Адвокат намекает на засилье евреев в дезорганизованной германской экономике, а также культуре в период 1919–1932 гг. – Ред.)
Это «стремление к сокращениям» двигало рядами неутомимых эйнзатцубийц Эйхмана, прокладывавших себе кровавый путь через Украину, Крым и другие отдаленные от Германии районы мира. При этом они «сокращали» мужчин, женщин и детей до состояния праха, а сами души исполнителей тех сокращений превращались в нечто, вызывавшее лишь чувство стыда за то, что они тоже были продуктами человеческой расы.
Подсудимый штандартенфюрер СС Ойген Штеймль не уступал Зандбергеру в стремлении соблюсти самым тщательнейшим образом нормы цивилизованного общества путем организации расследования и судебных процессов перед казнями. Высокий, длиннолицый, казавшийся погруженным в печаль, Штеймль рассказал суду об этих так называемых «процессах». Он заявлял, что среди тех, кого он после этого приказывал казнить, были «ярые коммунисты». Для того чтобы более конкретно понять, что он понимал под определением «активный коммунист», я спросил его, что было бы, если бы, войдя в помещение, он обнаружил, как некто проповедует коммунизм перед аудиторией из 5 – 10 человек. Я уточнил, что этот человек ни в коей мере не является врагом Германии. Он просто распространяет идеи Карла Маркса. Приказал бы Штеймль расстрелять этого человека? Штеймль ответил: «Я посмотрел бы на этого человека, и, если бы я понял, что он готов претворять свои убеждения в жизнь, я расстрелял бы его».
Я снова нарисовал гипотетическую ситуацию: «То есть, если бы вы послушали речи того человека, затем рассмотрели бы его под микроскопом, а потом, если бы в результате этого осмотра вы каким-то образом поняли, что он способен совершить нечто, вы бы убили его. Так можно понимать ваш ответ?»
И на это без тени улыбки он категорически заявил: «Да».
Штеймль командовал зондеркомандой 7а в составе эйнзатцгруппы В с сентября 1941 по февраль 1942 г. Его люди действовали в западной части Советского Союза на территории между верховьями Днепра и верхним течением Волги. Он признал, что силами зондеркоманды было выполнено от 100 до 150 казней (имеются в виду массовые казни. – Ред.). Однако, по словам Штеймля, все казненные были партизанами, «лицами, подозреваемыми в принадлежности к партизанам», а также советскими солдатами, «не выполнившими приказ о прекращении сопротивления». Штеймль утверждал, что командир эйнзатцгруппы В Небе жаловался, что зондеркоманда 7а «во время борьбы с евреями уклоняется от уничтожения женщин и детей», в то время как он настаивает на том, что и они «также подлежат расстрелу».
Но, как заявил Штеймль, он отказался стрелять в женщин и детей без суда и следствия. В связи с этим он упомянул об арестованных им трех девушках. Одна из них была учительницей, вторая школьным инспектором, профессии третьей он не запомнил. Он показал, что арестовал этих трех девушек за «намерение создать партизанскую группу». Он заверил суд, что провел следствие и на основании результатов отдал приказ о расстреле всех троих. Было ли следствие проведено на самом деле, полностью лежало на совести Штеймля. Он не поделился подробностями способа расследования, что наводило на мысль, что при определении «намерений создания партизанской группы» он руководствовался теми же соображениями, как и в гипотетическом случае выявления «активного коммуниста». Штеймль признался, что лично командовал расстрелом трех девушек, и заверил суд, что казнь была осуществлена в высшей степени гуманной манере, поскольку он сам проследил, чтобы «в одну женщину стреляли сразу три или четыре солдата».
Вообще отношение Штеймля к самим казням можно было проследить по его репликам, которые он бросал в ответ на вопросы главного обвинителя Ференца: «Сколько приблизительно человек, вы сказали, было убито в сентябре в городе Великие Луки?»
«Я не могу сказать этого. Не имею представления».
«Их было больше чем сто человек? Или их было меньше ста человек?»
«Я не знаю».
Наконец, он ответил почти утомленным голосом: «Думаю, что их должно было быть меньше ста человек».
«Итак, как вы теперь говорите, вы знаете, что в сентябре в Великих Луках вы расстреливали людей, но вы не помните, сколько их было. Помните ли вы, что вообще принимали участие в расстрелах?»
«Я был в Великих Луках всего один, максимум два раза».
Наверное, было несправедливо со стороны прокурора Ференца ожидать, что человек, чьей профессией было убийство людей, помнил, скольких людей он истребил в Великих Луках, где был всего один или два раза. Наверное, это было все равно что спрашивать торговца обувью, сколько пар он продал в городе Ошкоше (города с таким названием есть в штатах США Висконсин и Небраска. – Ред.) в таком-то месяце, в то время как он был там всего один раз или дважды.
Подсудимый оберштурмбанфюрер СС Вальтер Хенш, очевидно, решил для себя, что лучшим способом защиты будет отрицать все обвинения. Один циник как-то сказал: «Даже если тебя поймают, когда ты наносишь удар в сердце своей жертве, отрицай, отрицай и еще раз отрицай». Наверное, именно такую теорию взял на вооружение Хенш. По документам эйнзатцгрупп, 16 января 1942 г. Хенш прибыл в город Артемовск в России (в Украине (в составе СССР), в Донбассе (Луганская, тогда Ворошиловградская область). – Ред.), где и принял командование зондеркомандой 4а. В рапорте зондеркоманды от 6 марта 1942 г. сообщалось об уничтожении 1224 евреев. Хенш был не согласен с данными рапорта, так как, по его словам, на самом деле он прибыл в Артемовск не раньше 15 марта 1942 г. Что же так задержало его? Он заявлял, что задержался в Берлине, потому что проходил обследование у стоматолога, потом был занят на сессии у фотографа, после чего устраивал прощальную вечеринку. Это шло вразрез со всеми канонами воинской службы. Такого просто не могло быть, чтобы обычные мелкие житейские проблемы заставили офицера во время войны на два месяца опоздать к месту службы. Говорил ли Хенш правду?
