наверное, другое!
«Ты почему не смотрел? Я же тебя позвал! Такой момент упустил!», ответ меня ошарашил: «Я думал, что ты проваливаешься, вместе с куском и испугался». Дальше я размышлял уже сам. Испугался, не только за меня, но и за себя. За себя больше. Или только за себя. И бросил. Не растерялся и не помог. А просто бросил, спасаясь сам.
Разборок не было. Нас по-прежнему считали друзьями, тот случай мы не вспоминали, а «дружили» по географическому признаку – дома были рядом. А человек – стадное животное. Ему надо быть с кем – то, быть в стаде. В стаде видимость защищённости. И только много позже я, сначала прочитал, а потом понял, рубаю Омара Хаяма, с которой этот короткий рассказ и начинается.
2007
«Дети – наше будущее!»
Лозунг.
Как-то осенью, я ехал по городу. В том месте улица разделена газоном. На противоположной стороне дороги веселились двое мальчишек лет десяти. Ну, веселятся и веселятся. Только вот, зачем – то выбегают на дорогу, а потом опять возвращаются на обочину.
Минут через десять, возвращаясь обратно, я увидел, что за занятие доставляет столько веселья. Они бросали под колёса проезжающих машин крысу и восторженно смотрели, как бездыханное тело превращается в кровавое месиво. Кинули и мне. Я объехал и, остановившись, но не выходя из машины, спросил: «Зачем вы это делаете?». Мальчишки, переглянувшись, пустились наутёк. Испугались.
Я понимаю – крыса вредитель, с ними борются, уничтожают. Но издеваться не стоит. Даже над крысами. Может быть, мальчишки это поймут позже? Или не поймут, если никто не скажет. Да и кому говорить? Взрослые заняты своими делами. Им нет дела до будущего – у них есть настоящее, в котором столько проблем и забот
2005
На границе начала зимы, и окончания осени повалил снег. Его было много и шёл он несколько дней, укрывая чёрную и неприглядную землю, укутывая серые голые деревья и пряча от глаз разбросанные тут и там следы человеческой жизнедеятельности, а проще – мусор. Большие пушистые снежинки, плавно паря в воздухе, не успевшем остыть до зимней температуры, ложились, и ложись на землю, машины, идущих людей. Невесомые и белоснежные.
Детвора, вытащившая во двор санки и лыжи, радовалась наступлению зимы. Но горок пока не было, лыжи кое – где шоркались о землю и зимние забавы сузились до лепки снеговиков. Уж очень хотелось заниматься чем – то зимним. Взрослые, которые то же устали от осени и, зная о зимних трудностях, сдержанно радовались окончанию грязи и слякоти.
В соседнем дворе, соединив желания и возможности, дети и взрослые быстро и радостно возводили несколько «скульптурных групп». Перед одним из подъездов выросли два снеговика. С носами – морковками, руками – ветками и шляпами – кастрюлями. Их ещё и разрисовали красками. Радостные, яркие, улыбающиеся снеговики. У другого дома, в этом же дворе, слепили зверюшек. Больше всех выделялся заяц. Тоже радостный, с большими ушами.
Прохожие, которые не участвовали в лепке, проходя, с восхищением рассматривали фигуры. Их даже сфотографировали для газеты. А созидатели, устав, намокнув и замёрзнув, разошлись по домам. Довольные и радостные.
Сначала исчезли нержавеющие кастрюли – шапки. Потом появились дети. Не те, что лепили, а другие. Но тоже радостные и активные. Набросившись на фигуры, они с каким -то остервенением принялись их разрушать. Ещё не замёрзшие фигуры не смогли устоять под их яростным натиском. Они были разломаны на части, части раскиданы, а потом и растоптаны. Все. И снеговики, и звери.
И усталые разрушители, не находя больше объектов для разрушения, замёрзшие и довольные тоже разошлись по домам.
На следующий день, тоже шёл снег, тоже можно было лепить, но никто не лепил и не разрушал. И созидатели, и разрушители вяло и как-то грустно бродили по двору.
Созидатели – расстроенные тем, что фигуры сломали. Разрушители тем, что ломать больше нечего.
Сейчас весна. Самое время лепить снеговики, но их никто не лепит, потому что всё равно сломают. И ломать нечего. И нет общего дела. И как – то грустно и не весело. И разрушителям, и созидателям.
2009
– Вы умеете говорить ни о чём?
Взгляд собеседника, за секунду до вопроса отражавший мощные мыслительные процессы, направленные на анализ получаемой информации и принятие очередного управленческого решения, вдруг стал растерянно беспомощным. Потом, просто растерянным. Потом перестал быть взглядом. Взгляд – это когда куда-то смотрят и, вероятно, что-то видят. А тут – глаза есть, но они не смотрят. Открытые и пустые. Ни блеска, ни мыслей.
Так и сидели некоторое время в тишине кабинета. Один – на стуле, стоящем у стены, усталый и безразлично бесстрашный, второй на кресле, за столом заваленном грудой бумаг с важной и срочной информацией – докладами, приказами, объяснительными, схемами, сроками и т.д.
В этой пустой тишине пыталась родиться истина. Истина о том, что же является наиболее важным – суета ради чего-то не понятного, но оплачиваемого, нужного потому что это нужно тем, кто важнее и не нужно тем, кто должен подчиняться и нужно заставить тех, кто не хочет, делать то что не нужно им, но нужно тем, кто важнее и они готовы оплатить, оплатить и тем, кто не хочет, и тому, кто заставит. Или, ну это всё к чёрту. И тогда разговор ни о чём. О том, что никогда никем не будет оплачено, но можно будет понять, что же внутри, зачем всё это.
А решать, что же будет – должен опять тот, кто сидит в кресле и решает проблемы. Чужие проблемы, которые стали его проблемами. Мог получиться разговор ни о чём. Или о том, что важно, но не нужно и будет сделано лишь из-за того, что это будет оплачено. И возможно станет смыслом жизни. Или уже стало.
Смысл жизни в том, чтобы быть нужным тем, кому ты нужен для того чтобы решать их проблемы за те деньги, которые выплатят потом. Выплатят в том объёме, который посчитают нужным, совсем не учитывая потребности, а лишь оплачивая сделанное.
А если вспомнить, что незаменимых людей не бывает, то и нужность становится сомнительной и смысл жизни слегка теряется и появляется растерянность. И хочется плюнуть на всё, но не громко, а безразлично бесстрашно и задуматься ни о чём, или поговорить об этом с кем ни будь, кто знает, что кроме
