Сестра Бальзака
Биограф Бальзака А. Труайя[4] пишет:
«Пребывание в чужом доме сплотило детей: они вместе ели, играли, спали, мечтали, их поцелуи заменяли материнскую ласку, которой они были лишены».
* * *
В четыре года Бальзака вернули в Тур, под родительский кров. Вернули и его сестру. Но мать так и не сумела вызвать у детей любовь к себе. А любила ли она их сама? Сказать, что не любила, не повернется язык. Но любила по-своему. Просто она считала, что судьба обошлась с ней несправедливо, и испытывала к ним определенную зависть. Ведь у них вся жизнь была впереди, а в ее жизни уже ничего нельзя было изменить. Своего старого и вечно отсутствующего мужа она не любила, прячась в панцирь строгости, дававший ей иллюзию защиты. Она не признавала ни ласк, ни поцелуев, всех этих простых радостей жизни, она не умела (или не хотела) создать для своих близких счастливый семейный очаг. Пристрастие к роскоши, желание нравиться и не ударить лицом в грязь еще больше портили ее характер.
С. Цвейг пишет о ней:
«Она отличается пренеприятной способностью постоянно чувствовать себя ущемленной и уязвленной. В то время как муженек весело и беззаботно наслаждается жизнью, нисколько не сокрушаясь и не унывая по поводу мнимых недомоганий и капризов своей благоверной, ее всегда терзают воображаемые хвори, и все ее ощущения неизбежно приобретают истерический характер. Вечно ей кажется, что близкие недостаточно ее любят, недостаточно ценят, недостаточно почитают. Она вечно жалуется, что дети слишком мало признательны ей за великое ее самопожертвование».
Заботу о детях Шарлотта-Лора Бальзак понимала так: главное — не давать им ни малейшей свободы, не спускать с них глаз, всегда следовать за ними по пятам. Но именно эта назойливая и неусыпная заботливость, эти унылые попечения о так называемом благе своей семьи, вопреки самым добрым ее намерениям, парализовывали весь дом.
Много лет спустя, давно уже став взрослым, Бальзак будет вспоминать, как в детстве он вздрагивал всякий раз, заслышав ее голос. Сколько натерпелся он от этой вечно чем-то разгневанной и вечно надутой матери, холодно отстраняющей нежность своих добрых, порывистых и страстных детей, можно понять из слов, вырвавшихся у него в письме:
«У меня никогда не было матери».
А. Моруа, тонкий психолог, отмечает:
«Эти уж слишком горькие слова написаны Бальзаком в минуту гнева. Однако дети тяжело переживают обиды, и какое имеет значение, страдаем мы от действительного или мнимого горя, если нам оно представляется настоящим? Некоторые дети, рожденные в законном браке, чувствуют себя отверженными, не признанными своими родителями, хотя и не понимают, чем вызвана такая немилость. Они больше других жаждут успеха и славы, стремясь таким путем вознаградить себя за тоску, которая гложет им душу».
* * *
Вторая сестра Бальзака, Лоранс, родилась 18 апреля 1802 года. Обстановка в доме от этого только ухудшилась. А. Моруа об этом периоде жизни Бальзака рассказывает так:
«Оноре, Лора и Лоранс были доверены попечению грозной гувернантки, мадемуазель Делаэ; они жили в страхе перед пристальным взглядом темно-синих глаз матери и лживыми обвинениями гувернантки, которая утверждала, что Оноре ненавидит родительский дом, что он неглупый, но скрытный ребенок. Она насмехалась над тем, что мальчик мог подолгу, не отрываясь, смотреть на звезды».
А началось все с того, что мадемуазель Делаэ спросила мальчика:
— О чем ты думаешь, Оноре?
— Ни о чем, — ответил он.
— Ни о чем? У тебя такой отсутствующий вид, будто ты где-то на Луне.
— Да, я был на Луне.
— Вот как! Что-то ты слишком много времени проводишь на этой своей Луне. Встряхнись, вернись на Землю. Возьми себя в руки.
Оноре демонстративно обхватил себя руками.
— Вот, мадемуазель…
— Не смешно, Оноре! Ты несносный мальчишка.
Этой мадемуазель Делаэ было лет под пятьдесят, и этим было все сказано. Дети, оторванные от матери, которую они видели только утром, когда с ней здоровались, и вечером, когда желали ей спокойной ночи, находились под ее неусыпным контролем. Им постоянно приходилось сидеть подле этого грозного стража, ибо гулять и играть одним она им не разрешала. Как тут было не ожесточиться даже самому доброму детскому сердцу?
Самым примечательным событием первых лет жизни Бальзака было короткое путешествие в Париж. Дедушка и бабушка Салламбье пожелали познакомиться с внуком. Мадам Бальзак повезла сына к ним, и старики оказались просто без ума от хорошенького мальчугана, которого они осыпали поцелуями и подарками.
Сравнение добрых бабушки и дедушки с родителями было явно не в пользу последних. По этому поводу А. Труайя пишет:
«Возвратившись к родному очагу после проявлений столь горячей привязанности, Оноре ощущал себя еще более несчастным: отец вовсе не интересовался им, мать едва замечала, когда он вдруг попадался ей на глаза, лицо ее каменело».
Через несколько месяцев после этой поездки, 22 мая 1803 года, дедушка Оноре скончался от апоплексического удара. То было большое горе для мальчика. Немного позднее мадам Салламбье (урожденная Софи Шовэ) переехала жить к своей единственной дочери. У нее была рента, приносившая 5000 франков в год, но она совершила непростительную ошибку, доверив капитал зятю, который вскоре поместил его в рискованное предприятие, представлявшееся ему «блистательным». Лучше бы он этого не делал.
Мадам Салламбье охотно баловала своих внуков. Для них бабушка Софи была кем-то вроде доброй феи. Только с ней они были счастливы: она им разрешала абсолютно все, искренне считая, что любить ребенка — это означает баловать его.
Всему мешала суровость ее дочери. Оноре буквально трепетал, когда мать говорила, что ей все надоело и теперь она сама займется его образованием. Отец был не такой: он очень любил слушать его пышные тирады и забавные остроты, хотя и не понимал практически ничего. Ему просто нравилось смотреть на этого неунывающего человека.
* * *
Когда Бальзаку исполнилось восемь лет, родители решили определить его в Вандомский коллеж — только бы с глаз долой, только бы он жил в другом месте, в чужом городе. Надо сказать, что на это у них была причина: как раз в это время (21 декабря 1807 года) у них родился еще один сын, которого назвали Анри. Поговаривали, и не без оснований, что этот мальчик не был ребенком Бернар-Франсуа, а стал плодом любовной связи мадам Бальзак с неким Жан-Франсуа де Маргонном. Понятно, что «разборок» в семье было не избежать, и присутствие при них уже все понимающего восьмилетнего ребенка было крайне нежелательным.
