смертность. Семью Мирона Васильевича не миновало тоже такое несчастье. В могилу ушло трое детей. Понятно, это было большое горе для Дарьи Петровны и Мирона Васильевича. Они все делали, что было в их силах, но спасти свои родные чада так и не смогли. Зато оставшихся в живых они берегли и пестовали с исключительным вниманием. Прежде всего родители старались обеспечить сыновей и дочерей хотя и скромной, но добротной пищей. Здесь первую скрипку играла Дарья Петровна. Она никогда не подавала на стол несвежую пищу, строго следила за чистотой посуды и гигиеной детей. Никто не мог сесть за стол, не помыв с мылом руки. Само жилье находилось всегда убранным, опрятным. Белье, постели систематически менялись и простирывались в своей бане. Взрослые мылись в этой бане не реже двух раз в месяц, а детей купали и чаще.
В семье было заведено строгое правило подстраховки старшими младших, точно, аккуратно выполнять порученное дело, внимательно следить и не допускать недозволенных поступков. Поощрялась всякая добрая инициатива и умение приспосабливаться к обстоятельствам. Петя в этом плане считался у родителей надежным помощником. Ему смело можно было поручить и присмотр за Олей, за скотом, послать в соседнее село в магазин и отнести в сельсовет деньги для уплаты налогов. Средний сын рос на радость матери и отца. Его послушание и поведение могли стать примером для других. Однако больше всего его тянуло к учению. Книги и школа, словно магнит, тянули Петю Машерова к себе. Это было видно и родителям и учителям.
Надо сказать, что мальчику повезло быть воспитанником честных и преданных своему делу наставников. Они, заметив талантливого ученика, помогали раскрыться его дарованию. Пете Машерову поручалось освоить разделы из алгебры, физики и геометрии, которые по программе проходили в следующих классах. Он с успехом с этим справлялся. Много раз Петю посылали на районные олимпиады, где он занимал призовые места. Его работы по математике и физике отмечались многочисленными грамотами. На удивление педагогов, Машеров не терял интереса и к другим предметам, прилежно и добротно готовил уроки по ним. Он даже сочинял стихи и рассказы, знал наизусть стихи многих белорусских и русских поэтов: Максима Богдановича и Александра Пушкина, Янки Купалы и Михаила Юрьевича Лермонтова, Тишки Гартного и Николая Алексеевича Некрасова и др. Ему легко давались иностранные языки. Но была еще одна наука, к которой юный Машеров относился трепетно-восторженно. Это ее величество астрономия. После ее на второй план уходило все остальное. Удивительно, но столь далекий мир Вселенной интересовал его больше, чем, скажем, прозаическая растительность в саду или в лесу. Хотя он сильно увлекался рисованием с натуры, но небесные звезды были ему ближе, чем роскошь рдзноцветия лугов или чарующая гладь озер. Парадокс? Ничуть не бывало. Как это и случается с талантливыми, романтической натуры людьми, его просто тянуло в неизведанное, загадочное, заманчивое. Романтика сопутствовала Петру Мироновичу всю жизнь.
Огромное влияние на формирование его характера и воспитание оказывал старший брат, который избрал профессию педагога и получил соответствующее образование. Его направили работать в Освейский район. Вскоре он забрал к себе и Петра. Здесь, в деревне Дворище, младший Машеров и окончил семилетку. В этой школе Петр закрепил пройденное и значительно продвинулся вперед в овладении знаниями по новым разделам математики, физики, геометрии и прочим предметам. По характеру общительный, он быстро акклиматизировался как с одноклассниками, так и со всеми местными ребятами. У него появилось много надежных друзей и товарищей. В годы Отечественной войны эти люди вместе мужественно боролись с захватчиками.
Семь лет учебы в школе дали Петру Машерову прочную жизненную основу. Неудивительно поэтому, что он считал учителей и школу главными архитекторами и кузнецами полезных и честных для общества людей.
«Результаты труда учителя многомерны и всеобъемлющи,— говорил позже Петр Миронович.— Они практически воплощены во всем: и в общественном производстве, и в процессе науки, техники, культуры. Они незримо, но органично и постоянно находят свое отражение в судьбах и делах всех и каждого, в образе мышления и отношении к труду, жизни, характере понимания и выполнении нашими людьми своего патриотического и гражданского долга».
Машеров многократно повторял, что педагоги относятся к той категории специалистов, которые постоянно и без устали, с полной отдачей своих духовных и нравственных сил, опыта и знаний материализуют в труде своем связь поколений, формируют и обогащают человека, предопределяя завтрашнее будущее Отечества. В этом и благородное предназначение и высочайшая мера ответственности советского учителя, подчеркивал он.
Школа была и осталась для Петра Машерова святым местом, а учителя — вечными подвижниками.
II
Всем взрослым жителям деревни Ширки представитель района строго указал, назвав хату, собраться вместе. Крестьяне предчувствовали беду, шли на этот сход неохотно. Многие притворились больными, иные просто спрятались. Однако в целом сошлась добрая половина взрослых. Правда, большинство из них были старики и женщины. Но это, видимо, мало тревожило начальство. Оно не тянуло резину и тут же объявило, что следует немедленно образовать колхоз. Лысый и тощий человек из района бодро и радужно рисовал дальнейшую жизнь ширковцам.
— Лишь через коллективизацию всем откроется и богатство,— вещал он.— Единоличниками вы вечно будете нести трудную ношу.
— Своя ноша, как известно, не тяжела,— вставил Мирон Васильевич.
Не обращая внимания на колкую реплику, докладчик продолжал расхваливать колхозы и агитировать мужиков и женщин за их создание. Его больше не перебивали, но когда из президиума поступило предложение поднять руки, кто желает пойти в колхоз, охотников не нашлось. Воцарилось долгое тягостное молчание. Его нарушил Мирон Машеров.
— Дайте нам подумать,— желая оттянуть время, предложил он.
— Сколько? — грозно спросил представитель из района.
Крестьяне чесали затылки и думали. Прошло еще минут десять. Президиум нервничал, не зная, как лучше поступить дальше. Но всю аудиторию выручил бородатый старичок.
— До святой субботы, товарищи начальники,— сиплым фальцетом пропищал он.
— Ладно,— согласились в президиуме и распустили крестьян по домам.
— Пронесло,— крестились мужики и бабы, со страхом оглядываясь по сторонам. Как бы не так! Через три дня ранним утром, когда в Ширках еще видели сладкие сны, сюда нагрянуло сразу около десятка человек, многие из них были вооружены. Они, чертыхаясь и бранясь, сгоняли опять всех взрослых на собрание. На этот раз увильнуть было почти невозможно, ибо в каждый дом, не церемонясь, входили эти люди и выгоняли хозяев на сходку. Никакие причины во внимание не брались. Удрать и скрыться в огороде или овине тоже не представлялось безопасным. На всех перекрестках и около гумен стояли
