Запись о крещении младенца Георгия 20 ноября 1896 г.
Почтительное отношение к родителям, особенно тогда, когда они стареют и становятся немощными, было характерной чертой отца, усвоенной от предков, односельчан. «Чти отца твоего и матерь твою» — такова заповедь, данная Богом людям.
Святитель Макарий Московский в проповеди на Новый год говорил, что люди желают счастья друг другу, но мало кто задумывается над тем, в чем состоит ключ к этому счастью. Он заключается прежде всего в исполнении заповеди «Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет и долголетен будешь на земле». Ключ к благоденствию семей, к благоденствию всего народа — в ее исполнении.
Моя бабушка Устинья Артемьевна, которую я, к сожалению, никогда не видела, кроме как на фотографиях, старость свою провела в семье, окруженная уважением и заботой. Не было никогда у русских того, что насильно прививают нам сейчас — стремления отделяться от стариков, тем более сдавать их куда-нибудь, чтобы не были обузой.
Дом в деревне Стрелковке, в котором родился будущий маршал
На даче в Сосновке во время войны Устинья Артемьевна доживала свой век. Она выходила на крыльцо и любила подолгу сидеть там и дышать воздухом. Ее дорогой сын был на фронте, она думала о нем и, я не сомневаюсь, просила Бога, чтобы Он сохранил ему жизнь. «Материнская молитва со дна морского поднимает», — так говорят верующие. Сколько раз сын ее был буквально на волосок от смерти!
Как-то она подозвала к себе молодого солдатика, Сергея Маркова, служившего на даче в охране. (Он рассказывал мне об этом, будучи уже пожилым человеком). Подозвала, расспросила, как мать, о тяготах службы, дала из кармана конфет…
Бабушку Устинью я знала по портрету, который висел в моей комнате на стене. Она в платочке, старенькая, с суровым, морщинистым лицом, натруженными руками.
Мне нравится иногда перечитывать первую главу книги отца, в которой он так хорошо написал о своем детстве. Некоторые фразы помню почти наизусть. «„Плохо поступают дети, когда забывают своих матерей“ „Со мной, мать, этого не случится,“ — твердо сказал я». Мне дороги эти слова отца, сказанные им при прощании. Их он никогда не нарушил: всю жизнь заботился о ней, помогал во всех нуждах. Нравятся мне и другие, от сердца идущие, слова сострадательной любви: «На полустанке Протва меня встретила мать. Она очень изменилась за эти четыре года и состарилась. Спазмы сжали мне горло, и я еле сдержался, чтобы не разрыдаться».
Именно в детстве зародились те стремления и качества, которые потом возросли и укрепились в душе отца.
* * *
Однажды меня пригласили выступить с воспоминаниями об отце перед военными. После моего рассказа ко мне подошел офицер и сказал: «Мне кажется, что вашего отца можно рассматривать только с православных позиций, иначе ничего в нем не поймешь». Я ответила, что давно так думаю и хочу написать о нем и о его жизни именно под таким «углом зрения».
Отец был по рождению и воспитанию, по самому своему мировосприятию православным человеком, как православны были его солдаты, вместе с ним перед боем говорившие: «Ну, с Богом!» Позже прочитала у Достоевского фразу, которая, хотя и сказана в XIX веке, может быть вполне отнесена к поколению моего отца: «Кто не понимает Православия — тот никогда и ничего не поймет в народе»[8] (надо понимать, что и в каждом отдельном представителе русского народа).
Он впитал веру православную в тысяче мелких, часто незаметных подробностей жизни той, дореволюционной России.
Вряд ли в какой русской крестьянской семье принимались за работу, садились за стол, ложились спать или поднимались утром, не помолясь Богу. С этого же начинали и учебу. Ребенок знал: учение — свет, и входил в мир с ожиданием света, который просветит его ум. В школе он начинал изучать азбуку: «аз, буки, веди, глагол, добро», а душа впитывала: «я-буквы-узнаю-творю-добро».
В церковно-приходской школе преподавался Закон Божий (фрагменты из Священной истории Ветхого и Нового Завета в доступной детям форме, церковно-славянская грамота, краткий катехизис, молитвы, церковное пение). О годах учебы в школе у отца остались теплые воспоминания. Директором школы был священник Н. З. Ремизов, отец назвал его в воспоминаниях тихим и добрым старичком, он преподавал Закон Божий, а учителем был его сын — Сергей Николаевич, «опытный педагог и хороший человек». Егорка учился на «отлично» и окончил школу с похвальным листом.
Чему же учили детей в дореволюционное время? В букваре, по которому дети учились в то время в церковно-приходских школах, читаем, к примеру:
«Дела милости внешние: „Алчущего напитати. Жаждущаго напоити. Нагаго одеяти…“ Дела милости духовные: „Нести неправды с терпением. Обиды повинным прощати“».
Изречения из Священного Писания:
Не твори зла, и не постигнет тя зло (Сир 7,1).
Близ Господь всем призывающим Его, всем призывающим Его во истине (Пс 1 и, 18).
Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им (Мф 7, 12; Лкб, 31)[9].
Аще бо отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш Небесный (Мф 6, 15).
Будите милосерди, якоже и Отец ваш милосерд есть (Лк 6, 36)
Всем подобает нам явиться пред Судищем Христовым (2 Кор 5, 10).
Из «Краткого нравоучения»:
«Помни всегда, что ты для того в свет родился, чтобы тебе всем, сколько возможно, во всяком случае делать добро.
Будь трудолюбив и убегай праздности.
Никогда не лги, а говори только правду, ибо всякая ложь и обман есть вреднейший из всех пороков. Если солжешь однажды, то и впредь не будут тебе верить.
Ежели будешь человеколюбив, то будешь и сам от других любим».
Так с самых ранних пор ребенок учился отличать добро от зла, учился милосердию, честности, трудолюбию.
Отец запомнил на всю жизнь, как благословляла его в детстве мать, когда провожала из деревни в Москву. Что-то будет впереди? Он пишет в своей книге об этом так: «Помолившись, присели по старинному русскому обычаю на лавку. „Ну, сынок, с Богом!“ — сказала мать и, не выдержав, горько заплакала, прижав меня к себе».
* * *
У отца были хорошие учителя, которые давали ему уроки, запомнившиеся на всю жизнь.
Когда отец жил и учился в Москве у своего дяди, Михаила Артемьевича, произошел эпизод, описанный отцом в его книге и упомянутый в воспоминаниях двоюродного брата отца, Михаила Михайловича Пилихина. Когда дяди не было дома, мальчишки, в том числе и мой отец, сели играть в карты, в «двадцать одно». Играли на старые пуговицы, собранные во дворе, — их выкидывал сосед, военный портной. Играли в карты с таким азартом, что и не слышали, как вошел на кухню Михаил Артемьевич. Егор держал банк, ему везло. Вдруг кто-то дал ему здоровую оплеуху. Он оглянулся и — о, ужас — хозяин! Все бросились врассыпную. «Ах, вот для чего тебе нужна грамота? Очки считать?», — закричал он. Затем собрал карты и уничтожил их. Он знал, что азартные игры до добра не доведут. Урок запомнился на всю жизнь… По воспоминаниям Михаила Михайловича его отец вообще старался отучить ребят от всего плохого.
