заулыбался.— Ну-ка, вот ответьте: купил мужик три козы, заплатил за них двенадцать рублей. По чему каждая коза пришла? Вот какая задача! Кто же всех смышлёнее?
Ребята зашевелились, стали думать, советоваться. Одни приняли задачу всерьёз, другие — с недоверием: нет ли тут какого подвоха? Поглядывали на Николая Андреевича, но он молча улыбался.
Ученик, который напросился на задачу, ответил:
— Козы по земле пришли.
— Правильно,— отозвался Михаил Иванович.— Фамилия твоя, наверное, Тарасов.
— Андрей Тарасов, будущий математик,— похвалил мальчика учитель.
— Не зря говорится: кто от кого, тот и в того… Отец его что в поле, что на мирском покосе наделит косяки — не ошибётся. А это вот другой Тарасов, должно быть сын Василия Фёдоровича, председателя колхоза. А эти девочки за первой партой Смирнова и Белова.
Ребята удивлялись и не догадывались, что Калинин одного узнаёт по отцу, другого — по матери, с которыми он рос и дружил.
Уборщица школы, тётя Аня, пожилая, беспокойная, хлопотливая, принесла на тарелке стакан чаю и поставила перед гостем.
— Погрейтесь, Михаил Иванович. Спасибо, зашли, проведали. Тесно мы живём, тесно. Плиту поставить негде, завтраки готовим на примусе.
Калинин, отхлебнув, причмокнул языком.
Тут уборщица опять сказала:
— Извините, чай-то несладкий. Сейчас каждый на пайке. Пойдёшь туда — давай талон, сюда — талон. Ох, уж скоро ли кончится такая нужда!
— Ещё немного потерпим, Анна Парамоновна.
— Узнали меня. Хоть и высоко забрались, а сельчан своих помните. И на том спасибо.
— А что же вы, Анна Парамоновна, для этих орлов готовите?
— Не припасно. Намну картошки — и дело с концом. Просят чёрной каши, а где она, греча-то?
— Надо их кормить получше.
— Хотелось бы, да нечем. Колхоз только на ноги встаёт. А в потребилке всё по карточкам да по талонам.
За Калининым в школу пришёл директор дома отдыха. Михаил Иванович обернулся к нему.
— Вот, Николай Романович, придётся у вас там по кладовым пошарить, помести да поскрести. Ребят нужно чёрной кашей покормить.
— Да ведь у нас, Михаил Иванович, тоже всё нормировано. На каждого паёк,— ответил директор.
— Урежьте, сэкономьте. Только сделайте, пожалуйста, так: где каша, там и масло. К чаю сахару у них нет. В школе скоро экзамены, надо поддержать детвору.
В кладовых дома отдыха поскребли, и Анна Парамоновна сварила ребятам на завтрак кашу.
Следующим летом Михаил Иванович вновь приехал в Верхнюю Троицу. Встретившись с ребятами, он спросил:
— Какую же для вас, орлы, строить новую школу? И где?
Одни из мальчиков и девочек запросили семилетку, другие — десятилетку. Участок же под школу занять прежний, на берегу Медведицы. Председатель ВЦИКа согласился на десятилетку, но построить школу посоветовал на новом месте, в деревне Посады.
— Тамошние жители этого заслужили,— сказал он.— Из Посад четырнадцать добровольцев ушли на гражданскую войну, отстаивать советскую власть. Мы этого никогда не должны забывать.
Вскоре Михаил Иванович со школьниками, учителем, местными жителями пришли в сосновый посадский бор и заложили новую школу.
С весны 1933 года её начали строить, а осенью 1935 года ребята со всех окрестных деревень сели в новой школе за парты.
Прошли годы. Многие бывшие ученики Посадской школы стали видными работниками промышленности и сельского хозяйства. Но когда они встречаются в родном краю, непременно вспоминают гречневую кашу, которую варила им по просьбе Михаила Ивановича на завтрак Анна Парамоновна.
Как-то поздней осенью, постукивая по сухой земле палочкой, Михаил Иванович зашёл на тусклый, мигающий огонёк в правление Верхне-Троицкого колхоза. Там за большим столом заседало правление колхоза. Приходу Калинина все обрадовались. Председатель колхоза Василий Фёдорович Тарасов, быстрый, проворный, ещё молодой, хотел было уступить Михаилу Ивановичу своё место и сказал колхозникам:
— Гости такие редко бывают. Хорошо бы нам послушать Михаила Ивановича, узнали бы, что делается по Советской стране да за рубежом. Из московского-то Кремля дальше видно.
— Нет, нет! Что у вас намечено, то и обсуждайте,— подсаживаясь к колхозникам на длинную скамейку, ответил Калинин.— Останется время, будет слово и за мной.
— Особых вопросов у правления больше нет,— складывая бумаги в ящик, сказал Тарасов.— Может, кто о чём заявит «в разном»?
И тут одна из женщин, повязанная серым платком, в широком пиджаке с мужского плеча, Федосья Сахарова, сказала:
— Так как же, граждане, моё-то дело? Обсудите. Неужели штраф платить? Простили бы на первый раз. И без того у меня все силы надорваны!
— Это не первый раз, Федосья Васильевна,— сердито пошевелив густыми бровями, сказал один из бригадиров.— За твоим Петькой хоть милиционера приставляй. Унимать сама должна.
— Браню. По-всякому браню.
— Слов, значит, не понимает. Бывало, нас за такие дела родители и плетью наказывали,— стоял бригадир на своём.
— Опять же у которых отцы есть, а мне не поднять своего хозяина из сырой земли.— Федосья Сахарова закрыла лицо руками и заплакала.
Калинин участливо спросил:
— Это о чём же речь идёт?
— Да вот, Михаил Иванович, пять трудодней с личной книжки снимают. Будто они мне легко дались на жнитве да на молотьбе. А что сына касается, так наказываю его. Подите-ка заверните рубашку да поглядите — вся спина исполосована. Голодом морю, а он всё такой.
— Что же сделал ваш сын?
Женщина ещё пуще расплакалась и говорить уже не могла.
Все на разные голоса принялись объяснять Михаилу Ивановичу, что у Федосьи Васильевны Сахаровой растёт баловной сын, сладу с ним нет. Командует сверстниками. Видят их на огородах да на дворах, на гумнах. В руках пики и сабли из палок. Ребята прозвали Петьку Чапаем. Самая же большая вина Петьки — за лошадей. За то и штраф наложили.
Прошлой неделей послали ребят в ночное, а они взяли да затеяли на лошадях войну.
«Вперёд, за мной!» — подал команду Петька Чапай.
И все послушались да через Медведицу на конях вплавь. Переплыли да по заоколице галопом в соседнюю деревню.
А там свои бравые молодцы, такие же сорвиголовы. Те сели на своих лошадей.
Взвод на взвод — и пошла война. То, что носы в крови,— пусть. А вот лошадей загнали…
И тут все увидели, как у Михаила Ивановича дрогнули от улыбки седые усы и под стёклами очков задорно блеснули глаза.
— Вот об этом и разговор,— заключил председатель Тарасов.— Хорошо ли, плохо ли, но решение вынесено. Надо, Федосья Васильевна, подчиняться.
— А может, и не столь парнишка — вдовий сын виновен,— сказал Калинин.— Известно, на вдовьего сына все поклёпы. И мы не много сделали, чтобы
