Из этой выдержки видно, что также в глазах этих кругов «реабилитация» Дм. Богрова невозможна. В своем «гневном негодовании» они, быть может, готовы скорее оправдать Богрова-охранника, не совершившего политического убийства, чем Богрова-революционера, покусившегося на жизнь Столыпина!
Вот почему нет смысла заниматься «реабилитацией» Дм. Богрова. Но зато необходимо следующее, — и это является главной целью настоящей книги: нужно дать правдивое, отвечающее действительности, освещение делу и личности Дм. Богрова. Нужно дать логическое и психологическое обоснование тех мотивов, которые им руководили, когда он решился на свое выступление.
Наконец, надо попытаться разобраться в показаниях Дм. Богрова на следствии, на суде и после суда (так как Дм. Богров допрашивался по неизвестным причинам и накануне смертной казни) и постараться в этих показаниях отделить истину от лжи для того, чтобы понять ту борьбу, которую вел Дм. Богров до последней минуты своего существования.
И мы убедимся, что если настоящая книга и не может считаться «реабилитацией» Дм. Богрова, как рядового партийного революционера, то она должна безусловно служить его оправданием, как убежденного и по самой природе своей неподдельного анархиста.
II. Биографические данные
Отряд жандармов ворвался в ночь после покушения на Столыпина в дом отца для обнаружения мифических революционеров, которых придумал Дм. Богров, чтобы получить билет на торжества и попасть в близость Столыпина. На заявление родственницы Дм. Богрова, что родители его, находившиеся тогда заграницей, будут страшно потрясены известием о случившемся, начальник отряда заявил следующее:
«Дм. Богров потряс всю Россию, а вы говорите о потрясении его родителей».
И действительно, с молниеносной быстротой весть о покушении на Столыпина распространилась по всей России, были произведены тысячи арестов людей, не имевших к Дм. Богрову никакого отношения, распространялись самые нелепые слухи как о событии, так и о личности Дм. Богрова, а политические партии всех направлений извлекали из этих слухов и сплетен без всякой проверки то, что им было полезно для продолжения своей политической игры в Государственной Думе и вне ее.
Правые партии переименовали Дмитрия Богрова в «Мордко» (под этим вымышленным именем он фигурирует в обвинительном акте) и требовали еврейского погрома и разгрома революционных партий; на это евреи отвечали, что Дм. Богров — крещен, что также не соответствовало действительности; левые — клеймили охрану и требовали ликвидации охранной системы; кадеты негодовали против террористических актов с одной стороны, но с другой стороны находили для них какие то объяснения; беспартийные требовали «привлечения к суду» виновных в попущении и допущении и пр., и пр.
Об истине никто не заботился, так как важно было лишь использовать событие в качестве политического трамплина для своих собственных целей.
Поэтому необходимо прежде всего установить главнейшие данные из жизни Дм. Богрова, которые должны нам помочь разобраться в его духовной эволюции и объяснить его характер.
Родился Дм. Богров 29-го января 1887 г. Отец был киевским присяжным поверенным, домовладельцем. Дед Дм. Богрова по отцу был весьма популярным в 60-х годах в еврейских кругах писателем, писавшим главным образом на темы из еврейской жизни («Записки еврея», «Еврейский манускрипт» и друг.) и принципиальным сторонником ассимиляторского течения в еврействе.
Отец был весьма состоятельным человеком — его имущество оценивалось в сумму около 500.000 рублей — был видным членом киевского общества, в частности еврейского, пользовался всеобщим уважением, как хороший юрист и весьма отзывчивый человек, всегда готовый прийти на помощь нуждающемуся.
Несмотря на господствовавший антисемитизм, он был долголетним членом киевского Дворянского клуба, где он и имел возможность встречаться с видными представителями киевской администрации и магистратуры. Благодаря этим знакомствам отцу нередко удавалось выхлопотать смягчение участи и освобождение арестованных или осужденных революционеров.
Так как эти услуги оказывались, конечно, бесплатно, то кабинет отца постоянно осаждался ищущими у него помощи. По политическим своим убеждениям отец ближе всего примыкал к левому крылу кадетской партии, хотя официально в нее записан не был.
Образование Дм. Богров получил наилучшее, какое было возможно: наряду с посещением гимназии обучался иностранным языкам и занимался самообразованием, составив себе обширную и ценную библиотеку по социальным наукам. В гимназический период он ежегодно уезжал на летние месяцы заграницу с матерью.
По окончании гимназии в июне 1905 г. Дм. Богров поступает на юридический факультет Киевского Университета, а в сентябре 1905 г., накануне киевских погромных дней, по настойчивому требованию родителей, отправляется учиться заграницу, в Мюнхен, где я также в то время посещал университет. С сентября 1905-го года по декабрь 1906-го года Дм. Богров с небольшим перерывом в один месяц, когда приехал в Киев на каникулы, находился совместно со мною в Мюнхене. Университет в Мюнхене он посещал мало, а занимался главным образом и очень усердно своим самообразованием, пользуясь обширной университетской библиотекой.
Пребывание заграницей чрезвычайно тяготило Дм. Богрова. Он не мог примириться с той мыслью, что покинул Россию в особо тяжелое время, в минуту напряженной политической борьбы, пред назревающими серьезными политическими событиями. Он рвется всеми силами обратно в Россию и уже в декабре 1906 года окончательно возвращается в Киев.
Через год, осенью 1907 года, у Дм. Богрова был произведен первый безрезультатный обыск. У производившего обыск жандармского офицера имелся приказ об его аресте, в зависимости от результата обыска. Дм. Богров арестован не был.
Об этом обстоятельстве я не встречал упоминания ни в одной из статей о Дм. Богрове, хотя оно имеет, как мы увидим далее, большое значение. В виду установленной за ним после этого обыска усиленной слежке, он решает в декабре 1907 года временно уехать в Баку, к дяде, откуда возвращается в феврале 1908 г.
В начале сентября 1908 г. Дм. Богров был впервые арестован и в конце сентября 1908 г. вновь освобожден. Дома у него был после ареста произведен самый тщательный, но также безрезультатный обыск.
В октябре 1908 г. он уезжает с матерью в Меран, оттуда один в Лейпциг и Париж и только в конце апреля 1909 г. возвращается в Киев. То обстоятельство, будто Дм. Богров из Лейпцига несколько раз ездил по революционным делам в Львов и даже два раза наезжал в Россию, никому из родных не было известно.
