Сколько войск британцы имели в Южной Африке, я точно не знаю, но они постоянно подвозили подкрепления, и я думаю, что наши лидеры недооценили груз, который взвалили на себя.
Насколько нам было известно о Натале, самые близкие британские войска располагались в городе Данди, приблизительно на расстоянии в пятьдесят миль. Эти силы, как мы впоследствии выяснили, насчитывали примерно 7000 человек, и дальше на юг, в Ледисмите, было еще примерно 6–7 тысяч, но к ним постоянно прибывали подкрепления и трудно было сказать, сколько их на самом деле.
10-ого октября состоялся большой парад в честь дня рождения президента Крюгера. Наверное, в Южной Африке раньше никогда не собиралось больше мужчин в одном месте. Зрелище было замечательным — коммандо, одно за другим, строем проходили мимо коммандант-генерала, и каждый, в зависимости от своих понятий о военном приветствии, размахивал шляпой или винтовкой. После парада мы собрались вместе, и галопом поскакали на возвышенность, где под вышитым знаменем Трансвааля сидел на лошади Пит Жубер. Когда мы приблизились и остановились, он обратился к нам, привстав в седле. Я был зажат другими всадниками, и не смог быть достаточно близко, чтобы услышать то, что он говорил, но скоро все знали, что ультиматум (написанный и подписанный моим отцом), который послали британцам, давая им двадцать четыре часа на то, чтобы они отвели войска от границ Республики, был отвергнут, что означало объявление войны
Волнение, которое за этим последовало, было непередаваемым. Огромная толпа, стоя в стременах, кричала до хрипоты, и только после того, как коммандант-генерал и его свита, пробившись через толпу, удалились, все постепенно стихло и коммандо разошлись. Ликование затянулось до поздней ночи, и, сидя без дела у костра, обсуждая приближающуюся войну, мы слышали пение и крики из соседних лагерей до самого рассвета.
На следующий день Англия приняла вызов, и война началась. Снова повторилось вчерашнее волнение. Пламенные речи были произнесены, и генерал Жубер был принят с полным восторгом, когда он приехал в коммандо, чтобы лично обратиться ко всем собравшимся. Всем коммандо было приказано находиться в полной готовности, и был выдан рацион на пять дней, состоящий из сушеного мяса и другой еды. Летучие отряды должны были вторгнуться в Наталь, а весь обоз должен был быть оставлен на месте, так что мы с братом были обязаны послать нашего слугу-туземца в главный лагерь, где были оставлены все фургоны в ожидании дня, когда они смогут двигаться дальше.
Мой брат и я присоединились к нескольким друзьями из Саннисайда, пригорода Претории, в котором мы жили, и через несколько дней мы стали плохо сбитой большой толпой, стержнем которой были пять братьев Малерб. Мы выбрали Айзека Малерба, самого старшего из них, нашим капралом, и лучше этого человека я никогда не встречал. Скоро мы стали известны как капральство Айзека Малерба. Ему было приблизительно тридцать пять лет, он был смуглым, тихим и капризным, но мы доверились ему. Его братья тоже были храбрыми мужчинами, но он стоял на голову выше нас всех. После его смерти на Тугеле оказалось, что он был достаточно состоятелен и предусмотрительно оставил жене и двум маленьким дочерям хорошие средства.
Война была официально объявлена 11-ого октября. На рассвете утром 12-ого, собранные коммандос разъехались, и мы начали свой первый марш к границе.
Насколько глаз мог видеть, что равнина изобиловала всадниками, оружием, и рогатым скотом, все это упорно продвигалось к границе. Вид был великолепный, и я никогда не забуду того восторга, с которым я ехал на войну.
Все это закончилось трагедией, и я пишу об этом в чужой стране, но память о тех первых днях неизгладима.
IV. Мы вторгаемся в Наталь
Мы достигли пограничной деревни Фольксруст перед полуднем, и здесь задержались на день, расположившись лагерем возле памятника, воздвигнутого в ознаменование битвы при Маюбе, которое произошло на соседней горе в 1881 году.
Армию разделили, чтобы облегчить проход через гористую располагающуюся впереди местность. Часть коммандос Претории, приблизительно в 300 человек, была присоединена к большому отряду в 1 500 человек, которым командовал генерал Эрасмус, по прозвищу Марула, с его братом, коммандантом Эрасмусом по прозвищу Черный Шум, бывшим его заместителем.
Они были высокими, смуглыми мужчинами, одетыми в черных пальто для верховой езды, и полуцилиндрах, отделанных крепом. В подобном стиле одевались многие бурские офицеры, что фактически стало их отличительным признаком. Генерал Марула получил свое прозвище после недавней войны с туземцами в Северном Трансваале, в ходе которой он, как говорили, отдавал приказы из-за дерева марулы, а прозвище Черного Шума было данью его темному цвету лица и склочному характеру.
Несколько других отрядов, примерно равных нашему, были выделены из главных сил, и днем каждому из этих новых коммандо был назначен свой маршрут. Мы провели неприятную ночь под дождем. У нас не было ни палаток, ни пальто, так что мы сидели на термитниках, или ложились прямо в грязь — кто как смог. Это было нашим первым знакомством с реальными трудностями войны, и это несколько приглушило наш первоначальный энтузиазм к тому времени, когда на рассвете ливень прекратился. Когда стало достаточно светло, мы отправились в путь, дрожа от холода и голодные, поскольку все вокруг промокло и невозможно было развести костер.
Наша дорога лежала между высокими горами, и снова начался дождь, перешедший в ливень. Далеко справа и слева мы мельком увидели другие отряды, бредущие сквозь туман, также медленно передвигаясь по труднопроходимой местности. Мы не пересекали границу, но двигались параллельно ей, и, когда стемнело, мы остановились в мрачном месте, скоро растоптанном в болото множеством лошадей. Снова шел дождь всю ночь, и снова мы не могли развести костер, и пришлось утолить наш голод только бильтонгом из наших седельных сумок.
Это было первым серьезным испытанием, поскольку, в дополнение к дождю, холодный ветер дул со склонов Дракенсберга, через который мы шли. К счастью о прошлых неприятностях скоро забывают, и, когда к восходу солнца погода улучшилась, мы снова были в хорошем настроении, не думая о прошлой ночи.
После длинного перехода мы оказались на равнине, по которой, извиваясь, протекала река Буффало, с зелеными холмами и приятными долинами, за которой лежал Наталь. Все всадники остановились, и мы пристально глядели в полном молчании на землю обетованную. Генерал Марула, оценив ситуацию, повернул голову и произнес речь, говоря нам, что Наталь был наследием, которое было украдено у наших предков, и теперь должно быть отнято у узурпатора. Среди восторженных криков мы начали переходить реку вброд. На это потребовался почти час, и все это время приветствия и пение 'Volkslied' были непрерывны, и мы вошли в приветливою землю Наталя, полные надежды и отваги.
