Прошел день и еще одна ночь. Наконец перед рассветом мне сообщили, что разведчики прибыли и доставили двух пленных.
Я спросил Гаркушу, почему его группа не вернулась в первую ночь.
— Не хотелось брать всякую шушеру, кого попало, — рассудительно ответил разведчик. — Вам же нужен толковый «язык». Вот мы и пролежали весь день перед фашистской траншеей, вели наблюдение. Высмотрели землянку и взяли приличных пленных. Обер-лейтенанта маленько придавили, а фельдфебель ничего, жив-здоров. Он всю дорогу своего офицера на горбу тащил.
— Спасибо, товарищ Гаркуша, — сказал я. — За отличное выполнение задания от имени Президиума Верховного Совета СССР награждаю вас орденом Славы третьей степени.
— Служу Советскому Союзу! — вытянувшись, ответил разведчик. Широкое лицо его дрогнуло, на глазах блеснули слезы. Гаркуша быстро отвернулся.
— Что с вами?
Разведчик уклонился от ответа и сам негромко спросил:
— Товарищ генерал, а вы, наверное, плохое о нас подумали, когда мы не вернулись прошлую ночь. Я покачал головой:
— Нет, ничего такого не думал.
Приближался день начала операции.
Нами было принято следующее решение: обороняться на флангах частью сил, а в центре сосредоточить ударную группу в составе двух стрелковых корпусов (шесть стрелковых дивизий) и на фронте шириной 10,5 километра прорвать оборону гитлеровцев на гостилицком направлении. В ходе прорыва предполагалось уничтожить противостоящего противника, овладеть его узлами сопротивления в населенных пунктах Ропша и Кипень и соединиться с войсками 42-й армии. В дальнейшем во взаимодействии с 42-й армией мы должны были ликвидировать петергофско-стрельнинскую группировку врага.
Чтобы скрыть от противника сосредоточение ударной группы в центре, мы широко применяли оперативную маскировку. На правом фланге армии в начале января в течение трех дней демонстрировали сосредоточение пехоты, артиллерии и танков. Для этого широко использовали деревянные макеты, а также мощные громкоговорящие установки, которые так хорошо помогли нам во время подготовки к прорыву под Брянском.
Работали некоторые радиостанции артиллерийских и танковых частей, расположенных на правом фланге. На всем фронте была проведена разведка боем, при этом наиболее активные действия велись опять-таки на правом фланге.
Авиация демонстративно вела усиленную разведку копорского направления, ночью бомбила там узлы сопротивления противника, имитировала прикрытие истребителями сосредоточения наших войск.
Словом, все делалось для того, чтобы привлечь внимание противника к нашему правому флангу, скрыть истинное направление главного удара, обеспечить тактическую внезапность наступления.
Путем перегруппировки войск удалось достигнуть на узком участке намечаемого прорыва трехкратного превосходства в живой силе и более чем четырехкратного — в танках, орудиях и минометах.
С начала января развернулась подготовка исходного положения для наступления. В течение нескольких ночей саперы разрушили перед фронтом армии более 500 погонных метров проволочных заграждений, 100 метров завалов и 200 метров дерево-земляных валов.
13 января первые траншеи были приближены к противнику на 150–350 метров. Стрелковые части выдвинулись ночью на нейтральную полосу и быстро окопались. Это оказалось полной неожиданностью для противника. В ночь, предшествовавшую началу наступления, девять саперных рот перед фронтом трех стрелковых дивизий первого эшелона проделали 109 проходов в минных полях и заложили усиленные заряды под проволочными заграждениями противника. Заряды были взорваны, когда началась артиллерийская подготовка.
Накануне наступления я побывал почти во всех соединениях ударной группировки, обошел исходные позиции, побеседовал с командирами полков и дивизий, проверяя подготовку к прорыву. Хотелось предусмотреть все до мелочи, использовать весь опыт, накопленный нами за годы войны.
Свой наблюдательный пункт я вынес на гору Колокольня, поближе к исходным позициям стрелковых дивизий первого эшелона. Вообще-то место здесь было не безопасное. Рядом располагались НП командира 43-го корпуса генерала Андреева и командира 90-й дивизии полковника Лященко. Таким образом, на маленьком пятачке разместились три наблюдательных пункта. Но другого выбора не было: гора Колокольня являлась единственным местом, с которого можно было видеть боевые порядки соединений на главном направлении.
Поздно ночью я вышел из блиндажа в траншею, закурил. Несмотря на усталость, спать не хотелось.
Я знал, что в эти часы войска скрытно выдвигаются на исходные позиции. На переднем крае, до которого от моего НП было не более 300 метров, стояла тишина, не раздавалось ни одного выстрела. Значит, пока все в порядке, противник ничего не подозревает.
В траншее зашуршали чьи-то шаги.
Я негромко окликнул:
— Кто там?
— Свои, товарищ командующий, — послышался знакомый голос генерала Андреева. Следом за командиром корпуса подошел полковник Лященко.
— Где были? Почему не отдыхаете? — спросил я.
— Зашел доложить, что все готово, — ответил генерал Андреев. — Проверял, как дивизии заняли исходные позиции. Вот встретил полковника Лященко. Он тоже был в полках.
— Идите отдыхать. Можно поспать еще несколько часов.
— А вы сами-то что не спите, товарищ командующий?
— Слушаю, как ведет себя противник. Кажется, спокойно. У вас, товарищ Лященко, все в порядке?
— Так точно. Готовы хоть сейчас начинать.
— Ну ладно. Смотрите, при атаке Гостилицы не потеряйте темпа. Если будете действовать быстро — дело пойдет. Когда выйдете на южную окраину Гостияицы, будьте готовы к отражению контратак с юго-запада. Постарайтесь подтянуть противотанковые средства.
— Учту, товарищ командующий.
Я спустился в блиндаж, заставил себя заснуть. На рассвете меня разбудил громкий, задорный крик петуха. Это было неожиданно: рядом передний край, поблизости ни одной деревни и вдруг — петух. Откуда он тут взялся?
— Это полковника Лященко петух, — сказал всезнающий адъютант Рожков. Полковник его всегда с собой возит, а зачем — неизвестно. Петух совсем ручной, привык к хозяину, как собачонка. Пусть его кричит. Говорят, если петух громко поет, день будет хороший.
Я стал натягивать сапоги. Спать уже больше не хотелось.
Артиллерийская подготовка началась в 9 часов 35 минут. В течение первых пяти минут был нанесен мощный огневой удар по траншеям противника, его живой силе, командным и наблюдательным пунктам, узлам и линиям связи. Затем артиллерия перешла к ведению методического огня на разрушение траншей и укреплений.
