Наконец, в Архаре дождался. Асфальт! Покатил мотоцикл как по маслу. В городе Свободном ищу учительницу Аллу Бобоедову, чтобы передать ей письмо из Сеймчана от подруги Людмилы Лютовой. Свободный – город небольшой, но школ там много. Полдня обходил школы, пока, наконец, нашел Аллу.
Три часа заводил мотоцикл в Свободном: замерзла смазка.
Мороз! Какая радость! Ни болота, ни реки мне теперь не страшны. Грязь – нипочем. Могу ехать хоть напрямик. Но вскоре пошел снег. Колеса весь этот день буксовали. Проехал мало. Когда стемнело, оказался в лесу, уперся в завалы. Прямо по валежнику, прикрытому снегом, объехал один-другой завал и порвал цепь. Еще метров десять тащил мотоцикл на себе и совсем выбился из сил. Хотелось пить. Не выдержал и выпил дистиллированную воду для аккумулятора, которую хранил в багажнике. На морозе взмокшая от пота одежда начала покрываться корочкой льда. Разжег костер, накрылся плащ-палаткой – и за ремонт. Через три часа сделал цепь, запустил мотор. Все в порядке. Подбросил в костер валежника и заснул. Когда проснулся, из-за сопки уже выглянуло солнце. Было светло и весело.
На железнодорожных станциях ночевал обычно в общежитиях. В селах стучался в крайний дом. Принимали всегда хорошо: чаем поили крестьянки меня, парни снабжали…«Беломором». Вот так и появились у меня друзья. Всегда хотелось тоже что-нибудь для них сделать. Помню, на станции Чичатка пообещал прислать мальчику тельняшку, а в Сковородине взял письмо, чтобы доставить его в Свердловск. Конечно, Борис Верхатуров мог послать письмо почтой, но мне было приятно, что он вручил письмо мне. Значит, человек верил, что я доеду до Свердловска.
В Читинской области дважды попадал в беду. Перед Могочей потерял мотоцикл. На полной скорости нарвался на крутой обрыв, не справился с рулем и – под откос. Сам, правда, успел выпрыгнуть, за кусты схватился. Тут же, конечно, побежал вниз, к реке: нет мотоцикла. Я снова наверх, стал искать машину на склоне – и здесь нет. Неужели утонула? Часа полтора искал и все-таки нашел – на самом берегу реки. Машина почти не пострадала. Через час был снова в пути.
Подъезжая к селу Улей, налетел в темноте на камень. Сильным ударом вышибло из мотоцикла. Лежу на камнях. Слышу, как где-то недалеко трещит, стрекочет моя машина.
– Чего на дороге валяешься, пугаешь лошадей? – невдалеке стояла девушка, держа под уздцы лошадь, которая косилась на отчаянно трещавший мотоцикл. Девушка помогла мне подняться, перевязала разбитый локоть. Подняли мотоцикл, который лежал по другую сторону дороги. У него не разбилась даже фара, лишь вылетела труба глушителя.
Фото В. Пескова. Магадан – Москва. 4 января 1959 г.Открытое письмо Олегу Безрукову
Не знаю твоего адреса, Олег Безруков, и кто ты такой, не знаю, потому и вынужден написать тебе через газету. Ты, наверное, уж и не помнишь день 7 мая 1958 года, когда остановился около нарядной березки, вынул перочинный нож и «увековечил» свое пребывание в весеннем подмосковном лесу. Погляди на снимок. Узнаешь?
Обтирая с пальцев сок раненого дерева, ты, должно быть, думал: «Придут люди, прочитают – был здесь Олег Безруков, память после себя оставил…»
И вот увидели. «Увековеченная глупость!» – говорят люди, проходя мимо израненной березки. И это еще мягко сказано о твоем поступке. Рассуди: близ станции Подрезково зимой и летом бывают тысячи отдыхающих. Во что превратится нарядная полянка, если каждый, подобно тебе, замахнется топором или ножом, желая «увековечить» свое пребывание здесь.
Прочти еще раз свою надпись: «Наслаждался природой…» Редкий русский человек не любит родную природу, наши рощи и перелески, наши тихие речки, заросшие ивняком. Вспомни стихи, недавно напечатанные в «Комсомольской правде». Обреченный на смерть солдат видел виселицу, заготовленную для него фашистами, но губы его шептали: «Я еще вернусь к тебе, Россия, чтоб услышать шум твоих лесов…». С дорогими воспоминаниями о родной природе умирали в ссылке революционеры, талантливый русский поэт Есенин посвятил лучшие свои стихи милой сердцу березке.
Твоя выходка – это равнодушие к красоте родной земли, к ее природе, хоть ты ею и «наслаждаешься». Казалось бы, невинная шутка, а от нее – один шаг до преступления.
«У нас в селе Усошки Почепского района мало зелени, – пишут в редакцию из Брянской области. – Но и то, что уцелело после войны, не бережется. Пятого марта жительница села Мария Беленкова подговорила комсомольцев Михаила Шалатонова, Василия Астахова, Михаила Гришечкина, и они срубили на дрова березу и ракиту, которые росли у околицы, на берегу речки…У каждого жителя нашего села с этими деревьями связано много теплых воспоминаний. А теперь возле речки только два пня…»
Три великовозрастных лоботряса совершили недоброе дело.
А начинали эти ребята тоже, наверное, с перочинного ножа…
Не знаю твоего возраста и профессии, Олег Безруков. Но беда, если ты вырастешь равнодушным к природе человеком. Ведь именно равнодушные люди вырубают лес там, где его нельзя рубить; это они отходами заводов засоряют реки…
Каждый год мы сажаем миллионы молодых деревьев. Но не все из них пустили в землю корни. Многие поломаны, засохли. Почему? Равнодушие: посадили и в тот же день забыли, что за деревцем надо ухаживать.
Можно простить тебе злополучную надпись, если ты готов загладить свою вину, если завтра, засучив рукава, с лопатой выйдешь вместе со всеми на весенние улицы, чтобы умножить зеленую красу нашей земли.
Фото автора. 3 апреля 1959 г.Совсем недавно где-то в верховьях Волги росла косматая елка. И вот сейчас эту елку вы держите в руках в виде белого газетного листа. Правда ведь, чудесное превращение? Однако почему бы не узнать, как оно совершается?
В Горьком садимся в автобус и через сорок минут – В Балахне. Город этот невелик, но известен чуть ли не всему свету. На балахнинской бумаге печатаются газеты Китая, Бельгии, Франции, Египта. Наши центральные и областные газеты получают бумагу из Балахны. На один номер «Комсомольской правды» уходит шесть вагонов бумаги. Прикиньте, сколько ее расходуется за месяц, за год…
В старинку бумагу делали просто. В ступке растирали тряпье, смешивали с водой, потом жидкую кашицу выливали на частую сетку. Вода уходила, а тонкая пленка волокон оставалась. Ее прокатывали, утюжили, глянцевали. Принцип и поныне тот же, но техника и сырье…Однако зайдем на Балахнинский комбинат.
Волга доставляет сюда горы леса. Именно горы. Задрав голову, я прикидывал, какое высотное здание Москвы можно поставить рядом? А теперь представьте гигантские пилы и машины, которые расправляются с этой горой бревен, как с кучей спичек. В огромных барабанах еловые бревна расстаются с корой, моются, чистятся. Теперь на пути елки – зубастая пасть машины. Беспрерывно движется «челюсть», и бревно превращается в узкие еловые кружки.
