— Сейчас не мешало бы выпить глоток виски, — заметил я.
— Я бы тоже не возражал, — поддержал меня Нельсон.
— Тогда разрешите пригласить вас обоих на рюмочку!
— Но вы же не пойдете в таком виде? — засмеялся Нельсон.
— Снимите на пару минут наручники. Я от вас не удеру!
— Я вам верю, — ответил Нельсон. — Но в моем кабинете тоже найдется чем смочить горло.
Коннели уже ждал нас. На нем был темный костюм и светлый галстук. Он производил впечатление энергичного, предприимчивого человека.
— Добро пожаловать! — поприветствовал он нас. — В голосе его прозвучала ирония, но не ненависть. — Вся Америка сейчас веселится, не подозревая даже, каких усилий нам стоило ваше задержание. В следующий раз не кладите мелочь в нагрудный карман. Ведь этим-то вы себя и выдали.
— Возьму на заметку, мистер Коннели, — отозвался я.
Он похлопал меня по плечу:
— Рад слышать это, дружище Гимпель. Стало быть, он знал и мое настоящее имя.
' — А где Билли? — поинтересовался я.
— Неподалеку. Вы по нему соскучились?
— Нисколечки.
— Вы мне нравитесь, — промолвил Коннели. — Но с вашим другом мне не хочется иметь дело. Вы должны были бы избавить нас от хлопот с ним. Теперь его остается только повесить. — Коннели протянул мне бокал виски. — Выпейте. Вам предстоит долгая ночь и не менее длинный день. Мы сейчас должны устроить вам перекрестный допрос, но обставим его по возможности непринужденнее.
Я подхватил его шутливый тон:
— Перекрестный допрос — очень приятное занятие. Время летит незаметно.
Из гостиницы «Пенсильвания» возвратились двое сотрудников. Они прихватили с собой все мое шпионское снаряжение: деньги, бриллианты, фотоаппараты, симпатические чернила, пистолеты и радиопередатчик с деталями к нему.
— У вас прекрасное собрание, — констатировал Коннели.
Он занял место за своим письменным столом. За его спиной висел вставленный в серебряную раму большой, чуть ли не в полный рост портрет президента Рузвельта. Краски немного потускнели, и в результате создавалось впечатление, что президент потеет. Я стал внимательно рассматривать картину, как вдруг мне показалось, будто Рузвельт подмигнул мне левым глазом.
Коннели повернулся к портрету и улыбнулся:
— Этот господин в курсе дела. Полчаса тому назад мистер Гувер сообщил ему обо всем. Мистер Гувер — директор ФБР. Это вам известно, не так ли? — Он дал мне сигарету и поднес огонь. — Вы не можете жаловаться на недостаток внимания к себе. Особый интерес, который вызываете вы у нас, объясняется, в частности, и тем обстоятельством, что ни одному немецкому агенту не удалось так долго продержаться в нашей стране, как вам.
Встав, он стал ходить по комнате.
— Еще глоток виски? — предложил он. Я кивнул.
— Вы не голодны?
— Я был бы не против перекусить.
— Скажите, что бы вы хотели, и получите, что пожелаете. И не только сегодня. Вы попали в хорошие руки. Когда поедите, мы продолжим разговор. А пока приятного аппетита!
Он подал знак одному из сотрудников, который вывел меня из служебного кабинета штаб-квартиры ФБР в помещение, оборудованное как вспомогательная камера.
— Принесите мне бифштекс с жареным картофелем, мороженое и фужер бургундского. И прихватите немного конфет и пару пачек сигарет.
— Будет сделано, — ответил фэбээровец и осторожно запер за собой дверь.
Присев на нары, я прислушался к разговору, который вели у двери вполголоса двое мужчин. Была уже ночь. На горизонте угадывались вспышки любительских фейерверков. Раздавались взрывы хлопушек, звуки стрельбы из картонных пушек и вой игрушечных сирен. Наступил Новый год.
«С Новым годом!» — поздравил я себя и ударил кулаком по лбу. Ожидая бифштекс, я то испытывал сострадание к самому себе, то насмехался над собой.
В конце концов, мне все равно, будут ли вежливо относиться ко мне или нет, перед тем как казнить. Как бы корректно ни шло расследование, конец был известен. Во всех странах мира за шпионаж во время войны полагалась смерть. Каждый агент это знает. Единственное средство сохранить себе жизнь — это не дать себя схватить.
От картофеля исходил ароматный запах, бифштекс был прожарен наполовину — как я любил, — но каждый кусок застревал у меня в горле. По всей видимости, наступила «третья ступень» таинственного метода допроса, которым славилось ФБР.
Я ел медленно, чтобы оттянуть время. Впрочем, меня и не торопили.
В дверь просунулась голова охранника.
— Вкусно? — спросил он.
— Отлично, — заверил я его.
Лакомясь мороженым, я вспомнил Джоан, увидел перед собой ее глаза, губы, лицо. У нее были заплаканные глаза с воспаленными веками. Она не понимала, почему я так поступил с ней. Она ничего не знала о шпионских делах. И слава Богу, что это так! Мне необходимо сконцентрировать все свое внимание, чтобы продумать, как мог бы я защитить ее, внушал я себе. Ее и Санти, Брауна и доверенных лиц в Южной Америке, которые, видимо, попытаются в самое ближайшее время пересечь границу Штатов…
Со мной же все уже было покончено. Меня предали и схватили. На этом и завершилась операция «Эльстер», осуществленная только наполовину. Конец ей был положен на площади Таймс, излюбленном месте жителей многомиллионного города.
Минут пять мистер Коннели, заместитель директора ФБР, мне еще даст. И я закурил сигарету…
Проклятая площадь Таймс! Вот и я стал ее жертвой. В архивах абвера она слывет нечистым местом. В 1941 году мы понесли на ней ощутимые потери. Я хорошо знал дело Остена и теперь вспомнил о нем, чтобы хотя бы несколько минут не думать о своей собственной судьбе.
Один из ведущих офицеров абвера, майор фон Остен получил в 1941 году задание организовать в Соединенных Штатах агентурную сеть. Было это еще до вступления Америки в войну. За несколько месяцев до Перл-Харбора. Майор выехал с испанским паспортом, в котором значился как Л идо, и попал в Штаты через Гонолулу и Сан-Франциско. Документы у него были отличные, а сам он обладал большим опытом агентурной работы. Никто ничего не заподозрил. И он прибыл в Нью-Йорк, не привлекая к себе внимания американских секретных служб.
В Нью-Йорке находилась резидентура немецкой разведки, возглавлявшаяся американцем — выходцем из Германии, фамилия которого начиналась на Л. Успехами он, однако, похвастаться не мог. Майор наведался в Нью-Йорк, чтобы, как принято говорить в таких случаях, подкрутить гайки.
Фон Остен был худощавым мужчиной высокого роста. По-английски он говорил с чисто американским акцентом. Мог много выпить и ругался бесподобно.
Фон Остен навестил Л. Резидент передал майору кое-какие чертежи, планы и список доверенных лиц. Фон Остен положил все это в коричневый портфель. Л. взял такси, и они с майором поехали по городу.
