Чарльз Дарвин - Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Этот факт поражает меня как наглядный пример того, как мало способны мы судить по явлениям обыденной жизни о том, какими обстоятельствами, встречающимися только на протяжении долгих промежутков времени, может обусловливаться малочисленность или исчезновение вида[155].

19 ноября. Проехав долину Лас-Вакас, мы переночевали в доме одного северо-американца, который занимался обжигом извести на Арройо-де-лас-Виворас. Утром мы поехали на длинную косу на берегах реки, называемую Пунта-Горда. По дороге мы старались разыскать ягуара. Мы видели множество свежих следов и ходили к деревьям, где, говорят, ягуары точат когти, но спугнуть зверя нам не удалось. Отсюда предстали нашему взору великолепные воды Уругвая. Благодаря прозрачности и быстроте течения эта река по своему виду намного превосходит свою соседку Парану. На противоположном берегу несколько рукавов из этой последней реки впадают в Уругвай, и при свете солнца можно было совершенно ясно увидеть воду двух цветов.

Вечером мы отправились в путь в сторону Мерседеса на Рио-Негро. С наступлением ночи мы подъехали к какой-то эстансии и попросили разрешения переночевать. Это было очень большое имение, в 10 квадратных миль, а владелец ее был одним из крупнейших земельных собственников в стране. Имением управлял его племянник; там был еще один армейский капитан, бежавший на днях из Буэнос-Айреса. Если учесть общественное положение моих собеседников, то нужно признать, что разговор был весьма забавный. Они, по обыкновению, выражали безграничное удивление по поводу того, что земля круглая, и едва могли поверить, что если бы сделать достаточно глубокую дыру, то она вышла бы с другой стороны земли. Они слыхали, однако, о стране, где шесть месяцев светло, а шесть темно и где жители очень высокие и худые! Их интересовали цены и качество лошадей и рогатого скота в Англии.

Узнав, что мы не ловим нашу скотину лассо, они воскликнули: «Ах, так вы пользуетесь одними только боласами!» Представление об огороженных полях было для них и вовсе ново. Под конец капитан сказал, что хочет мне задать один вопрос и будет очень обязан, если я скажу ему всю правду. Я затрепетал при мысли о том, что этот вопрос может оказаться чересчур ученым, но услыхал: «Не правда ли, дамы в Буэнос-Айресе – самые красивые в мире?» Я ответил как настоящий ренегат: «Они так прелестны!» Он присовокупил: «У меня есть еще один вопрос. Носят ли дамы где-нибудь еще в мире такие большие гребни?» Я торжественно заверил его, что не носят. Они пришли в полный восторг. Капитан воскликнул: «Слышите, человек, который видел полмира, говорит, что это так; мы всегда так думали, но теперь знаем наверное». Мое замечательно верное суждение о гребнях и красоте обеспечило мне самый радушный прием; капитан заставил меня лечь в свою кровать, а сам устроился спать на рекадо.

21 ноября. Выехали с рассветом и медленно ехали весь день. Геологическое строение этой части провинции отлично от остальной страны и очень сходно со строением пампасов. Поэтому здесь были громаднейшие заросли чертополоха, а также кардона; впрочем, всю местность можно было бы назвать одной сплошной зарослью этих растений. Оба этих вида растут отдельно, каждое растение совместно со своими сородичами. Кардон доходит лошади до спины, но пампасский чертополох часто бывает выше макушки всадника. О том, чтобы отъехать с дороги хоть на ярд, не может быть и речи; да и сама дорога частично, а кое-где и полностью, зарастает.

Пастбищ здесь, конечно, нет совсем; если корова или лошадь зайдет в заросли, то на некоторое время совершенно пропадает. Поэтому перегонять скот в это время года очень рискованно: когда измученным животным попадается на пути чертополох, они бросаются туда, и больше их уже не увидишь. В этом районе очень мало эстансий, да и те немногие располагаются по соседству с сырыми долинами, где, к счастью, не может расти ни одно из этих всеподавляющих растений. Так как ночь наступила прежде, чем мы добрались до цели нашего путешествия, мы заночевали в жалкой маленькой лачуге, где жили крайне бедные люди. Чрезвычайная, хоть несколько церемонная учтивость хозяина и хозяйки, если принять в соображение уровень их жизни, была просто восхитительна.

22 ноября. Приехали в эстансию на Беркело, принадлежащую одному очень гостеприимному англичанину, к которому у меня было рекомендательное письмо от моего друга м-ра Ламба. Я пробыл здесь три дня. Один раз утром я поехал с моим хозяином к Сьерра-дель-Педро-Флако, миль за двадцать вверх по Рио-Негро. Почти вся местность была покрыта хорошей, правда, грубой, травой, доходившей лошади до брюха; и тем не менее и здесь на пространстве многих квадратных лье вовсе не было скота. Будь населения больше, провинция Банда-Орьенталь могла бы прокормить поразительные количества животных; в настоящее время годовой экспорт кож из Монтевидео составляет три тысячи штук, а значительное количество их потребляется на месте или пропадает впустую.

Один эстансьеро [помещик] говорил мне, что ему часто приходилось посылать большие партии скота на дальнее расстояние, на фабрику для засола, и что уставшую скотину нередко приходилось убивать на дороге и обдирать; но ему никак не удавалось убедить гаучосов есть ее, и каждый вечер они резали на ужин новое животное! Вид на Рио-Негро с Сьерры был живописнее всего, что я видел в этой провинции. Широкая, глубокая и быстрая река вилась у подножия обрывистого каменистого утеса; за ее изгибами следовал пояс леса, а горизонт вдали окаймляла зыбь поросшей низкой травой равнины.

В этих местах я несколько раз слышал о Сьерра-де-лас-Куэнтас, холме, расположенном за много миль к северу. Это название означает «холм бус». Меня уверяли, что там находят громадные количества круглых камешков различных цветов с цилиндрическим отверстием в каждом. Прежде индейцы обыкновенно собирали их, чтобы делать ожерелья и браслеты – пристрастие, кстати сказать, общее как всем диким народам, так и самым культурным.

Я не знал, как нужно понимать эти рассказы, но, когда я упомянул о них в разговоре с д-ром Эндрю Смитом на мысе Доброй Надежды, он рассказал мне, что, как он вспоминает, на юго-восточном побережье Африки, милях в ста к востоку от реки Сент-Джонс[156], ему попадались на взморье среди гравия кварцевые кристаллы, у которых острые края были притуплены трением. Каждый кристалл имел около 5 линий [0,5 дюйма] в диаметре и от 1 до 1 1/2 дюймов в длину. Во многих из них был маленький канал, проходивший насквозь, правильной цилиндрической формы и таких размеров, что через него легко можно было продеть толстую нитку или тонкую струну. Они были красные или бледно-матовые. Туземцам кристаллы такой формы были знакомы.