Назаров, оставшись вдвоем с Орочко. Виамовцы считают, что производство таких стекол будет очень сложным и дорогим. Рекомендуют значительно уменьшить размеры стекла. Давайте вызывать разработчиков этой системы. Будем вместе думать, как уменьшить размеры этого злосчастного стекла.
— Хорошо, Георгий Николаевич, я их приглашу к нам, — согласился Орочко, — но, думается мне, что толку от этой встречи не будет: есть у них ученый теоретик, который задает тон…
— А вот это плохо, когда тон задаем не мы, а наши коллеги, — быстро отреагировал Назаров. — Систему наведения и всю «музыку» к ней заказываем мы, — подчеркнул он, — и нельзя, товарищ ведущий, допускать, чтобы мы же, исполняя требования нашего соисполнителя по отдельной системе, шли на усложнение всего объекта. Здесь наша позиция должна быть разумно жесткой!
— Это все понятно, Георгий Николаевич, — с некоторой обидой отвечал Орочко. — Только в данном случае размеры остекления фонаря приборного отсека продиктованы не прихотью разработчика, а его стремлением обеспечить заданное поле захвата звезды, на которую ориентируется астросистема наведения нашего аппарата.
— Да, внешне это выглядит достаточно убедительно, — возразил Назаров, — Но, думается, мы еще недостаточно глубоко вникли в детали этой «хитрой» системы. Например, вы уверены, что конструктивные решения механизмов системы выполнены на достаточно высоком уровне? Я не уверен, хочу проверить свои сомнения и хотя бы для этого провести с ними техническое совещание.
На состоявшейся вскоре встрече с представителями НИИ — разработчика системы наведения «сороковки» Г.Н. Назаров, детально разобравшись в конструкции основного узла этой системы, предложил разработчикам изменить крепление чувствительного элемента этого узла. Это решение позволило обеспечить поиск и захват звезды при сравнительно малых перемещениях чувствительного элемента, что, в свою очередь, дало возможность значительно уменьшить размеры специального стекла на фонаре аппарата "40".
Много лет спустя, вспоминая этот эпизод, Георгий Николаевич говорил:
— В перечень «расшитых» мною «узких» мест конструкции «сороковки» можно включить и легкий тормоз для постоянно вращавшихся валов системы управления полетом, и ряд других конструктивных находок. При этом я искренне считал подобные конструкторские поиски и предложения своей прямой служебной обязанностью. Я был убежден в этом и никогда не оформлял их авторскими свидетельствами, за что меня постоянно ругал Г.И. Архангельский.
Не беря на себя задачу исчерпывающего объяснения причин, скажем лишь, что негативное отношение к получению патентов на изобретения или конструкторские разработки было довольно широко распространено у нас в годы первых пятилеток. С начала тридцатых годов в сознание вошло, что патент — это атрибут капиталистического общества. Запомнились, например, положительные газетные отклики на поступок изобретателя И. К. Матросова, предложившего конструкцию тормоза для железнодорожных вагонов, позволявшую отказаться от применения у нас патентованного тормоза фирмы «Вестингауз». Если мне не изменяет память, Матросов отказался получать патент на свое изобретение.
Перед началом Великой Отечественной войны у нас вышло положение об изобретениях и технических усовершенствованиях. Отечественным изобретателям рекомендовалось вместо патентов получать авторские свидетельства. Причем комиссии, определявшие авторство, в случае, если заявку подавал инженерно-технический работник, работающий на участке, к которому относилось его предложение, нередко отказывали ему в авторском свидетельстве. Считалось, что улучшение производства или объекта производств — неотъемлемая обязанность инженерно-технических работников, и это положение возражений не встречало.
Подобная философия, как следствие недостаточной осведомленности в патентных делах, по-видимому, мешала Г.Н. Назарову, автору этой книги и многим другим правильно понимать важность своевременного оформления авторских прав конструктора на разработки и изобретения. Это понимание пришло значительно позднее. Современные конструкторы не только не считают зазорным получение авторских свидетельств, но и всячески стремятся к этому, так как «патентоспособность» конструкции стала очень важной характеристикой при ее оценке, а «банк» патентов и авторских свидетельств — достоянием государства.
Конечно, книгу "ФАУ-2 — выстрел во Вселенную" нельзя было назвать настольной у конструкторов «сороковки», но ее появление на русском языке в 1954 году не прошло для них незамеченным. Это теперь книжные полки библиотек заполнены литературой по различным вопросам ракетной и ракетно-космической техники. А тогда — в первой половине пятидесятых годов — книги на эту тему были редкостью. И вполне понятно, что у специалистов вызвала интерес книга Вальтера Дорнбергера, который входил в группу Вернера фон Брауна, создавшую беспилотные летательные аппараты «ФАУ» (фергельтунгзваффе — орудие возмездия).
"Сороковшиков", естественно, больше всего интересовали такие детали творчества группы Брауна, по которым можно было понять как они работали, что для них было особенно трудным. Вот, например, одно из сообщений из книги Дорнбергера:
"… Мы переходили от радости к величайшему унынию, от отчаяния — к крайнему оптимизму… Проходили месяцы, а мы не двигались с места… К счастью, мы обычно не сознавали трудностей, которые должны были преодолеть. Мы подходили к проблемам с мужеством незнания… После года упорнейшей исследовательской работы были получены первые далеко не достаточные исходные данные, на которых все же можно было базироваться… Первые пробные пуски мы провели в начале декабря 1937 года… Итак, после 7 лет работы нам удалось сделать А-5 — снаряд, который после пуска не разбивался, а благополучно опускался на землю, что дало возможность во время пусков проверить работу множества приборов внутреннего оборудования, необходимых для большой ракеты… И во все годы конструирования продолжалась постройка испытательных стендов и измерительных установок…"
— Стало ли нам легче после прочтения этих откровений немецких конструкторов, сказать трудно, — шутя замечает В.Н. Некрасов, — но помнится, что выражение "мужество незнания" применялось и нами в процессе разработок "сороковки"…
Это было время, когда у нас в стране и за рубежом самолеты-истребители все увереннее летали на сверхзвуковых скоростях. Преодолев в 1947 году рубеж скорости в 1050 км/ч, всего через девять лет истребители удвоили скорость полета, а еще через шесть лет достигли рубежа в 3000 км/ч.
