От Сан-Франциско до Найлса, расположенного вблизи железной дороги, было около часа езды. В то время Найлс был маленьким поселком с населением в четыреста человек, занятых разведением скота и люцерны для кормов. Студия была расположена среди поля, простиравшегося мили на четыре вокруг. Когда я ее увидел, у меня упало сердце, — ничего менее вдохновляющего нельзя было и придумать. Крыша студии была стеклянная, и летом там было нестерпимо жарко работать. Андерсон утешал меня, говоря, что студия в Чикаго гораздо лучше приспособлена для съемок комедий и, наверно, понравится мне. Я провел в Найлсе всего час, пока Андерсон занимался своими делами, а затем мы вернулись в город и сели на поезд Сан-Франциско — Чикаго.
Андерсон мне нравился. В нем было свое, присущее ему одному, обаяние. В поезде он ухаживал за мной, как брат, покупал на остановках журналы и сладости. Ему было лет под сорок, он был застенчив, мало общителен. Когда мы с ним начинали говорить о делах, он был не мелочен и всегда успокаивал меня:
— Об этом не беспокойтесь. Все будет в порядке!
Разговаривал он мало и всегда казался чем-то озабоченным. Но чувствовалось, что он человек проницательный и умный.
Наше путешествие неожиданно оказалось интересным. Вместе с нами в поезде ехало трое мужчин, на которых мы обратили внимание в вагоне-ресторане. Двое из них выглядели вполне благопристойно, присутствие же третьего, грубого, простого человека рядом с ними казалось неуместным. Странно было видеть, как они вместе обедают. Мы строили разные предположения, вроде того, что эти двое могут быть инженерами, а их неотесанный спутник у них чернорабочий. Мы ушли из ресторана, и тут к нам в купе неожиданно явился один из них. Представившись нам как шериф города Сент-Луис, он сказал, что узнал Бронко Билли. Они везут преступника из Сан-Квентинской тюрьмы в Сент-Луис, где его должны повесить. Так как оставить его одного ни на минуту нельзя, он приглашал пройти в их купе, чтобы познакомиться с окружным прокурором.
— Мы подумали, может быть, вам будет интересно узнать историю нашего преступника, — заметил шериф. — У этого парня богатое уголовное прошлое. Когда его арестовали в Сент-Луисе, он попросил разрешения пройти в свою комнату, чтобы взять из чемодана кое-какие вещи. А сам порылся для виду в чемодане, выхватил вдруг револьвер, тут же на месте убил полицейского и бежал в Калифорнию. Но там он вскоре попался на грабеже и получил три года тюрьмы. А когда вышел на свободу, мы уже с прокурором были тут как тут и сразу взяли его. С ним дело совершенно ясное, мы его повесим, — благодушно закончил свой рассказ шериф.
Мы с Андерсоном отправились в их купе. Шериф был коренастым, веселым человеком — улыбка не сходила с его лица, глаза лукаво подмигивали. Прокурор держался серьезнее.
Представив нас своему товарищу, шериф пригласил нас сесть и затем обернулся к заключенному.
— А это Хэнк, — сказал он. — Везем его в Сент-Луис, где ему грозит небольшая неприятность.
Хэнк иронически улыбнулся, но ничего не сказал. Это был человек без малого двух метров ростом, — на вид ему было лет под пятьдесят. Пожимая руку Андерсону, он сказал:
— Я много раз смотрел вас, Бронко Билли. До чего ж вы классно управляетесь с револьвером — ей-богу, я лучшего налетчика в жизни не видел.
Обо мне Хэнк знал мало. «Просидев три года в Сан-Квентине, пока на воле много чего произошло, — пояснил он, — немудрено было отстать от жизни».
Хотя все мы внешне были очень оживлены, внутренне я испытывал почти невыносимое напряжение. Я не знал, что сказать, и лишь улыбался в ответ на замечания шерифа.
— Да, жизнь — нелегкая штука, — заметил Бронко Билли.
— Вот мы и стараемся сделать ее полегче, — сказал шериф. — И Хэнк это понимает.
— Конечно, — грубовато сказал Хэнк.
Тут шериф начал морализировать:
— Я так Хэнку и сказал, только он вышел из ворот Сан-Квентина. Если он будет с нами по-хорошему, то и мы будем с ним по-хорошему. Мы не хотим пользоваться наручниками и вообще подымать шум. Кроме «железки» на одной ноге, у него ничего и нет.
— «Железки»?! А что это такое? — спросил я.
— А вы никогда не видели? — удивился шериф. — Задери штанину повыше, Хэнк.
Хэнк задрал штанину, и я увидел никелированную металлическую манжету, дюймов пяти шириной и в три дюйма толщиной, плотно облегавшую лодыжку. Весила она, наверное, фунтов сорок. За осмотром последовало обсуждение новейших моделей современных кандалов. Шериф разъяснил нам, что данная модель снабжена внутри резиновой прокладкой, которая делает их гораздо удобнее для арестанта.
— Он и спит с этой штукой? — спросил я.
— Смотря по обстоятельствам, — ответил шериф, многозначительно поглядывая на Хэнка. Тот загадочно и мрачно улыбнулся.
Мы просидели в их купе до обеда. Под вечер разговор зашел о том, как получилось, что Хэнка сразу арестовали, когда он вышел из тюрьмы. Шериф пояснил нам, что при существующей системе обмена информацией между тюрьмами они смогли получить его фотографии и отпечатки пальцев, по которым и решили, что Хэнк — тот самый человек, кого они разыскивают. Шериф с прокурором поехали туда и в тот день, когда Хэнка должны были выпустить, стали у ворот Сан-Квентина.
— Да, — сказал шериф, и при взгляде на Хэнка его маленькие глазки засверкали, — мы ждали его на противоположной стороне улицы. Вскоре в проходной тюремных ворот показался Хэнк. — Шериф провел указательным пальцем по своему носу, потом указал на Хэнка и с дьявольской усмешкой раздельно проговорил: — И я подумал, это он и есть!
Мы с Андерсоном были захвачены его рассказом.
— Мы с ним сразу договорились, — продолжал шериф, — если он поведет себя с нами по-честному, мы обещаем обращаться с ним хорошо. И, видите, мы повели его завтракать с нами, накормили горячими лепешками и яичницей с салом. Путешествует он с нами в первом классе. Это же лучше, чем ехать в наручниках и кандалах.
Хэнк улыбнулся и пробормотал:
— Если б я захотел, я мог бы протестовать. Они не имели права выдавать меня властям другого штата.
Шериф холодно посмотрел на него.
— Ты ничего не выиграл бы на этом, Хэнк, — произнес он медленно. — Это дало бы тебе лишь небольшую отсрочку. А разве но лучше проехаться с таким комфортом, да еще в первом классе?
— Должно быть, лучше, — сказал Хэнк.
Мы приближались к цели их путешествия, и Хэнк начал почти с любовью говорить о Сент-Луисской тюрьме. Он уже предвкушал, как станет центром всеобщего внимания.
— Интересно, что эти бандиты со мной сделают, когда они устроят мне суд в камере! Наверно, отберут у меня весь табак и сигареты.