Вот и у нас сегодня — нету других. Вернее, они есть, но при выходе из тоталитаризма на «других» особенно нечего и рассчитывать. А если за дело возьмутся Шеварднадзе и Яковлев, то глядишь… нынешний президент может быть избран и на повторный срок. Мне бы этого не хотелось, хотя я считаю Горбачева искусным политиком, умело разрушившим основы тоталитаризма. Но для следующего шага нужен другой человек. И если бы меня спросили, кого я вижу в этой должности, я бы ответил: Владимира Буковского. Поперхнитесь, «кардиналы» с Лубянки. Но именно такой человек, как Владимир Буковский, сумел бы заставить вас заниматься только тем делом, каким положено заниматься аналогичному ведомству в цивилизованном государстве. В нашем же, все еще неправовом, передовой части общества приходится тратить немалые силы для разгадывания, разоблачения и противостояния планам, рожденным вашим иезуитским менталитетом во имя сохранения статус-кво партийной олигархии.
«Аспекты» 13.07.91
Чтение двадцать второе. ЗАКОН ДИАЛЕКТИКИ
Из цикла «Руины»
Сначала били самых родовитых,
потом стреляли самых работящих,
потом ряды бессмысленно убитых
росли из тысяч самых немолчащих.
Среди последних — все интеллигенты,
радетели достоинства и чести,
негодные в работе инструменты
для механизма поголовной лести.
В подручных поощряя бесталанность,
выискивала власть себе подобных.
В средневековье шла тоталитарность,
создав себе империю удобных,
послушных, незаметных, молчаливых,
готовых почитать вождем бездарность,
изображать воистину счастливых,
по праву заслуживших легендарность…
Держава, обессиленная в пытках,
еще не знала о потерях сущих,
не знала, что КОЛИЧЕСТВО убитых
откликнется ей КАЧЕСТВОМ живущих.
1989
Я пишу эти строки во второй половине июля 91-го. Пожалуй, главное из событий последнего времени — крушение иллюзий, связанных и с именем президента, и с победой «революции сверху», и с возможностями нарождающейся демократии. Выстрелы в Вильнюсе отрезвили наше общество от эйфории демократических побед и заставили понять то, о чем говорили немногие: власть по-прежнему в руках партаппарата, сидящего на штыках армии. В обнимку с генералитетом коммунисты вышли из окопов, еще раз показав всем, кто истинный хозяин в стране. Чего они добились, показав это? Многого, но отнюдь не того, чего хотели. Хотели испугать. Не получилось. Народ перестал бояться.
Добились того, что прозревших стало еще больше. Но стало еще больше и отчаявшихся. Все явственней чувствуется в обществе усталость от всех этих политических баталий, дающих пока что результаты только нравственного порядка. Конечно, и это немало. И все же когда до практических изменений к лучшему дело никак не доходит, то и моральное удовлетворение теряет свою остроту.
Недавно я видел по телевидению репортаж о митинге в белорусской столице. Запомнился эпизод, когда, обступив какого-то партийного функционера, люди выговаривали ему в лицо все то, что у них наболело.
— Это вы довели людей до нищеты, а теперь ведете к голоду, — неслось с одной стороны.
— Уйдите, не мешайте нам жить, — неслось с другой.
— Все ваши идеи ничего, кроме несчастья, людям не принесли, — настаивал следующий, вступивший в разговор.
— Идеи коммунистов, справедливость, равенство, братство, — верные идеи. Да, воплощались они с ошибками, — затверженно долдонил партиец, отбиваясь от наседавших на него со всех сторон.
И вдруг один из стоявших тут же спокойным голосом, обращаясь ко всем, произнес:
— Да уйдите вы от него. Зачем вы с ним говорите? Оставьте его, пусть он один себе доказывает правильность этих идей.
Люди не то чтобы стали сразу же расходиться, но действительно перестали осыпать партаппаратчика своими гневными выкриками, словно поняв, что это — бесполезное занятие.
Репортаж на этом оборвался. А мне представилось, как люди отворачиваются от этого твердолобого партийца, отходят от него в сторону, и там, в стороне от человека, не понимающего и не желающего понять их, продолжают обсуждать свои проблемы.
В этом эпизоде, на мой взгляд, весь драматизм сегодняшних будней. Народ начинает прозревать и уходить в сторону от тех, к кому еще недавно обращался со своими проблемами. Но остаются, все прибавляясь, эти проблемы, и остается власть партии, с которой люди не хотят больше ни о чем говорить, ибо убедились в бесполезности таких разговоров. Убедились они и в том, что, пока коммунисты будут у власти, никаких изменений к лучшему не будет. Потому что, чтобы начались эти изменения, необходима нормальная рыночная экономика. А она, рыночная экономика, несовместима с идеологией коммунистов, а стало быть, несовместима с их властью, которая сразу же становится не нужна, как только экономика здравого смысла вступит в свои права. Поэтому так отчаянно сопротивляются «коммуняки» (так теперь величают в народе прежний авангард) неотвратимости перемен, ибо чувствуют, что кончается их время. И чтобы его продлить, идут на все, лишь бы воспрепятствовать необходимым преобразованиям.
Да, благодаря гласности, благодаря, например, трансляции Третьего внеочередного съезда народных депутатов России, трансляции, расширившей ряды прозревших, меняется и тактика коммунистов. Они отходят от некоторых явно не популярных в народе позиций, сближая их с демократами. Но все эти «отходы» и «маневры», как бы прогрессивны они ни были, только продлевают агонию отмирающего режима. А судя по тому, к чему мы пришли за последние шесть лет, агония эта будет долгой. Ситуация чем-то напоминает известный библейский сюжет: Моисею, выведшему евреев из Египта, где они были рабами, пришлось 40 лет водить свой народ по пустыне, прежде чем привести на Землю обетованную. Привести уже свободных людей, людей новых поколений, не познавших рабства…
Видимо, нечто похожее ожидает и нас, хотя о сроках освобождения от рабства коммунистической идеологии приходится только гадать.
Чтение двадцать третье. НАША РОДОСЛОВНАЯ
Из цикла «Руины»
Ю. Карякину
Нас вскормила волчица звериным густым молоком,
нас матерые волки тиранили нравами стаи.
Мы любого привыкли считать нашим кровным врагом,
кто на нас не похож, кто не с нами — наука простая.
Мы привыкли во всем полагаться лишь на вожака,
каждый поданный знак означал для нас силу закона.
Даже если вожак временами валял дурака,
он был нам как отец, с ним в лесу нашем было спокойно.
На укромных полянах играл молодняк поутру,
в меру сытая стая бродила лениво и сонно.
Для любовных утех волчьи пары имели нору,
для охоты была вожаком обозначена зона.
Только что-то стряслось, словно кто-то промолвил: «Пора!»
Мы проснулись людьми, оскопившими жизнь духом стаи.
И мы с болью сказали, какими мы были вчера,
и с отчаяньем видим, какими уже мы не станем.
Видим скованность даже в свободных движеньях души,
это держит ее обретенная в стае ментальность.
И запретных нет зон, и похерены волчьи межи,
а в подкорке за что-то жива вожаку благодарность.
Кто-то, пьян от свободы, пустился в языческий пляс,
и по-волчьи завыл тот, кто участи новой не вынес.
И вписали тогда в родословную Маугли нас
все, кто вскормлен людьми, кто в свободе естественной вырос.
Слишком долго, увы, нашим зреньем был низменный страх,
страх стрелков-егерей, возглавляемой ими погони.
Этот страх миновал, умертвив что-то в наших мозгах,
что мешает воспрянуть привычно живущим в поклоне.
Нам уже не дано быть на равных с другими людьми,
с теми, кто не познал волчьих нравов, внушаемых с детства.
Вся надежда на тех, кто сейчас в мир вступает детьми,
кто уже оборвал с нами связь рокового наследства.
1990
