О переписке с Горьким, – продолжал делиться со мной Семен Михайлович, – я поведал как-то Сталину, хотелось узнать и его мнение. Сталин сказал, что я правильно критикую Максима Горького, но, добавил он, дело в том, что момент для такой перепалки не совсем подходящий: мы боремся за Горького, мы хотим, чтобы он всецело был на нашей стороне. Ну и каково ему получать сейчас злые письма, да еще от кого – от самого Буденного?
Я подумал над тем, что сказал Иосиф Виссарионович, и решил не писать больше Горькому.
– Вы так и не нашли с ним общий язык? – поинтересовался я.
– Нет, почему же, мы встречались потом не раз и даже расцеловались как-то. Он, помню, сказал: «Давайте условимся не вести больше эту переписку, иначе найдется какая-нибудь третья сила, и она воспользуется нашим спором». – «Согласен, – ответил я. – Пускай рассудят нас историки».
С. М. Буденный заговорил далее о Первой конной армии.
– Это была большая и грозная сила, и если бы в ней действительно служили всякие отбросы общества, как это изобразил Бабель, она не была бы такой, какой знали ее и мы, и наши враги. Деникин в своих томах «Очерки русской смуты» признавал, что он боялся Буденного, что Буденный его разбил. Я с Деникиным, вождем «белого дела», рвавшимся к Москве, захватившим Орел, подошедшим к Туле, не согласен, хотя то, о чем он пишет, и лестно для меня. Не я один, а вся Красная Армия его разбила и разбила потому, что у него под ногами земля горела, а конармия лишь помогала, чтобы он быстрее сгорел. И не одна только конармия его разбила, а весь наш народ, поднявшийся на борьбу за свободную жизнь. У нас армия была добровольной, а он, как и Колчак и другие иже с ним, силой вербовали свое войско. Конармия разбила в общей сложности 20 вражеских корпусов. Если в каждом корпусе 15 тысяч человек, прикиньте, сколько наберется всего».
Дискуссия по поводу «Конармии» началась сразу же после начала публикации рассказов Бабеля в журнале «Красная новь». В третьем номере журнала «Октябрь» за 1924 год Буденный опубликовал небольшую заметку под заголовком: «Бабизм Бабеля из „Красной нови“». Автор был возмущен тем, что журнал разрешил «дегенерату от литературы» Бабелю «оплевывать смолой классовой ненависти» 1-ю Конную Красную армию: «Под громким, явно спекулятивным названием „Из книги Конармия“, незадачливый автор попытался изобразить быт, уклад, традиции 1-й Конной Армии в страдную пору ее героической борьбы на польском и других фронтах. Для того, чтобы описать героическую, небывалую еще в истории человечества борьбу классов, нужно прежде всего понимать сущность этой борьбы и природу классов, то есть быть диалектиком, быть марксистом-художником. Ни того, ни другого у автора нет… Гражданин Бабель рассказывает нам про Красную Армию бабьи сплетни, роется в бабьем барахле-белье, с ужасом по-бабьи рассказывает о том, что голодный красноармеец где-то взял буханку хлеба и курицу; выдумывает небылицы, обливает грязью лучших командиров-коммунистов, фантазирует и просто лжет… Неужели редактор так любит вонючие бабье-бабелевские пикантности, что позволяет печатать безответственные небылицы в столь ответственном журнале?»
Бабель, в свою очередь обидевшись, назвал грозное письмо Буденного «полным зловонного невежества и унтер-офицерского марксизма». Собрата по писательскому цеху поддержал Горький, указавший, что Буденный «въехал в литературу на коне и с высоты коня критикует ее». «Товарищ Буденный охаял „Конармию“ Бабеля, – писал он в „Правде“. – Мне кажется, что это сделано напрасно: сам товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей. Бабель украсил бойцов его изнутри, и, на мой взгляд, лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев».
Буденный в том же агрессивном стиле ответил уже Горькому: «От сверхнахальной бабелевской клеветы Конная армия, буквально, встала на дыбы». 26 октября 1928 года он выступил в газете «Правда» с открытым письмом Горькому: «Бабель фантазирует и просто лжет. Фабула его очерков, уснащенных обильно впечатлениями эротоманствующего автора, это – бред сумасшедшего еврея». Уже на следующий день появился ответ Горького. Писатель посоветовал Буденному не судить о литературе с высоты своего коня, поскольку «для правильной и полезной критики необходимо, чтобы критик был или культурно выше литератора, или, по крайней мере, стоял на одном уровне культуры с ним». И предостерег командарма: «Вы можете физически уничтожить его (Бабеля), возбуждая ваших бойцов против человека, оружие которого – только перо».
В редакции Горькому мягко посоветовали смягчить тон, чтобы не бросать тень на легендарного героя Гражданской войны. В опубликованном варианте «буревестник революции» подчеркнул, что в книге Бабеля нет ничего «карикатурно-пасквильного». Что она скорее возвышает, чем унижает доблестных бойцов Конной армии. Горький утверждал: «Такого красочного и живого изображения единичных бойцов, которое давало бы мне ясное представление о психике всего коллектива, всей массы Конармии и помогло бы мне понять силу, которая позволила ей совершить исторический, изумительный ее поход, – я не знаю в русской литературе».
После этого полемика Буденного и Горького о «Конармии» прекратилась. Сталин посоветовал Семену Михайловичу больше не шуметь, чтобы не обижать Алексея Максимовича, за душу и перо которого шла нешуточная борьба. Однако дискуссии продолжили другие. В 1930 году «рядовой буденновец» Всеволод Вишневский, посылая Горькому свою пьесу «Первая Конная», писал: «Несчастье Бабеля в том, что он не боец. Он был изумлен, испуган, когда попал к нам, и это странно-болезненное впечатление интеллигента от нас отразилось в его „Конармии“. Буденный мог оскорбиться и негодовать. Мы, бывшие рядовые бойцы, тоже. Не то дал Бабель! Многого не увидел. Дал лишь кусочек: Конармия, измученная в боях на Польском фронте. Да и то не всю ее, а осколки. Верьте бойцу – не такой была наша Конармия, как показал Бабель». Сам Бабель говорил Дмитрию Фурманову: «Что я видел у Буденного, то и дал. Вижу, что не дал я там вовсе политработника, не дал вообще многого о Красной армии, дам, если сумею, дальше».
После майского праздника 1932 года Буденный получил приглашение Горького. Они встретились на Красной площади. Буденный признался:
– Мне, Алексей Максимович, очень понравилась пьеса Вишневского «Первая Конная». Правдиво написано.
– Да, вещь получилась хорошая, – согласился Горький. – Ваш боец хорошо воевал и правдиво отобразил в своей пьесе.
– А вот «Конармией» Бабеля я недоволен, – пожаловался Буденный. – Многим командирам и политработникам Первой конной эта книга не понравилась. Бабель не мог, не имел права умолчать о том, что Конармия – армия революции, а ее бойцы – верные сыны Советской Республики (но Бабель именно это и показал: буденновцы – верные сыны Советской власти, революции и своего народа, со всеми их недостатками. – Б. С.). Как только рассказы Бабеля появились в печати, в Реввоенсовет республики, редакции центральных газет и лично мне стали приходить письма с резким протестом. В письмах говорилось, что автор неправдиво освещает жизнь конармейцев, умышленно обобщает частные недостатки в Красной Армии.
