— Вот сидит их критик и литературовед Слоним, вон в очках, с шевелюрой, откинутой назад, с таким характерным профилем стоит Дмитрий Кобяков. Алексей Михайлович Ремизов говорит: «Наш Кобяков совсем прозрачный, он ведь от половецкого хана Кобяка». Хоть и от хана, но человек он левых убеждений, вернулся на Родину, живет в Барнауле, что-то читает в каком-то институте, выпустил две книги по языку, печатал воспоминания в «Просторе». Мы были друзьями в Париже, остались ими и здесь. «В жизни он большой оригинал, — говорит Ремизов, — большой шутник, но любит свою Родину и мир, ненавидит войну. Чего же вам еще нужно?»
В это время Терапиано, открывая второе отделение, сказал:
— Сейчас будет читать свои стихи Ирина Кнорринг!
— Сейчас станут читать свои стихи наши поэты. Ну, я пойду, — заторопился Мамченко, — я ведь тоже читаю.
К столу председателя вышла очень милая девушка с большими зелеными глазами, блондинка с густейшими темными ресницами, набрасывающими тень на глаза и даже на верхнюю часть щек. Она читала просто, понятно, спокойно и вместе с тем очень выразительно. Нужно сознаться, мне понравились и поэтесса, и ее стихи. Она читала о Северной Африке, об арабских кострах, о Сфаяте, о какой-то тропинке, которая теперь уже заросла. Через год я с Андреем Войцеховским познакомился с ее отцом. Он, историк, приезжал к нам в Монтаржи читать лекции от Народного Университета. Мы его устроили на ночлег у Войцеховского, вместе с ним поужинали на французский лад с кровавыми бифштексами, зеленым салатом, с сырами, с вином, с черным кофе и рюмкой кальвадоса. Во время беседы я его спросил: «Ирина Кнорринг — это ваша родственница?» — «Это моя дочь, ей двадцать лет, она печатается с Африки с 1925 года».
Андрей, конечно, рассказал, что я тоже пишу стихи, наш гость попросил меня прочитать мои стихи, мне пришлось это сделать. Потом я узнал из его записок, что он нашел нас с Андреем подлинно интеллигентными людьми и провел интересный вечер с нами. На следующий день мы его проводили на вокзал Монтаржи к парижскому поезду.
Через полтора года мы переехали с Андреем в Париж, поселились вместе в маленькой мансарде, в шести километрах от Парижа, в городке Медоне и решили нанести визит Кноррингам. Они жили по соседству с Медоном, в Севре. Вот что записала в своем дневнике Ирина Кнорринг: «…В воскресение были у нас Софиев с Войцеховским, знакомые Папы-Коли по Монтаржи, когда он ездил читать лекцию. Оба они очень симпатичные и производят впечатление именно интеллигентных людей. Войцеховский юрист (бывший, конечно), может быть, поступит в институт. Софиев — филолог и поэт. Ему все-таки пришлось читать стихи, и скажу без преувеличения — они меня ошеломили. Прекрасные стихи. Этот, конечно, в два счета забьет и Ладинского, и Терапиано. И свежее что-то в них, и без модернизации, а просто и тонко так. Мне даже не хотелось читать после него.
Этот вечер оставил след. Мне хотелось подойти к ним (они еще представляются мне одним целым). Все, что было последнее время… институт, студенческие лекции — все отошло куда— то далеко, на первое место выдвинулась опять поэзия во всей ее красоте. Опять потянуло к чему-то старому, к разговорам и стихам, может быть, даже к «Союзу поэтов», к тому, одним словом, с чем я почти порвала…»
Эта встреча 19 сентября 1926 года положила начало большой и настоящей любви, может быть, единственной в жизни — нашей любви с Ириной Кнорринг. Судьба Ирины (что отразилось в ее поэзии) была трагична. Во время студенческих экзаменов она заболела тяжелой формой диабета.
В 1927 году мы поженились. Бывали, конечно, увлечения, но подлинное чувство большой любви вспыхнуло один раз в жизни. Ирина Кнорринг умирала 16 лет! Она поддерживала жизнь ежедневными впрыскиваниями большой дозы инсулина, но исход был предрешен, и в январе 1943 года болезнь свела ее в могилу.
Возникновение этого «Союза», где я встретил Мамченко и Ирину, требует некоторых пояснений. Почти все первое десятилетие эмиграции (1920–1930 гг.) писатели, «маститые старики», весьма немилостиво относились к так называемым «молодым», в большинстве своем по возрасту начавшим только литературную деятельность уже за рубежом.
«Старики» никак не хотели вначале хоть чуточку потесниться, чтобы пустить кое-кого из молодежи на самый краешек стул эмигрантской литературы и, естественно, ее прессы.
И вот этому поколению пришлось употребить немало усилий упорства и настойчивости для своего самоутверждения. В первую половину двадцатых годов по инициативе Виктора Мамченко, Юрия Терапиано и писателя Юлиуса, при поддержке Ант. Ладинского, Вадима Андреева и Вл. Сосинского и был создан «Союз молодых русских поэтов и писателей во Франции». Им удалось создать организацию, которая арендовала довольно большой зал в одном из особняков на улице Данфер-Рошеро в Париже и регулярно, по субботам, устраивала литературные вечера. Отношение «маститых» писателей старшего поколения к этой деятельности «молодых» было различным.
Одним из первых докладчиков, отозвавшихся на приглашение, был профессор М.Л. Гофман, литературовед, известный в эмиграции пушкиновед. Затем Конст. Бальмонт читал о Баратынском.
Принципиально отказался вступать в какой бы то ни было контакт с «молодыми» Ив. Шмелев. И.А. Бунин тоже отнесся высокомерно и враждебно. Позднее он сменил гнев на милость, но об этом ниже. Писатели «среднего» поколения отнеслись к «Союзу» благожелательно и посещали эти вечера. Приходили Вл. Ходасевич, М.И. Цветаева с С.Я. Эфроном (он бывал в ту пору проездом в Париже, так как жил в Праге), Г. Адамович — поэт и ведущий критик «Последних Новостей» и «Звена», Г. Иванов и И. Одоевцева. Мережковский и Гиппиус держались в стороне, но посылали поэта В. Злобина, своего личного секретаря. Бывали Н.А. Тэффи, М.Н. Алданов, М. Цетлин — поэт Амари, один из редакторов и издателей «Современных Записок», он же критик, Н. Берберова, Марк Слоним, один из редакторов и критик «Воли России».
Я в это время не был в Париже, эти сведения мне сообщил инициатор и первый председатель «Союза» поэт Ю. К. Терапиано.
В 1926 году его заменил Ант. Ладинский. В 1927 году я обосновался в Париже. В это время я печатался в журнале «Звено» и в газете «Последние Новости».
В 1928 году я был избран в правление «Союза» в качестве секретаря, а на следующий год, сменив Ант. Ладинского, стал его председателем.
До этого момента, как я уже говорил, «Союз» занимался регулярным устройством литературных вечеров и вечеров чтения и разбора стихов. Теперь первоочередной задачей правление поставило издание коллективных стихотворных сборников, чтобы дать возможность критике заговорить о нас Нам удалось с 1929 по 1932 год выпустить четыре коллективных сборника стихов.
