Иными словами, хотя приемный отец и несет определенные юридические обязанности по отношению к приемному ребенку, это ни в коем случае не отменяет кровных связей между этим ребенком и его настоящими родителями. Так, если приемный ребенок позволит себе насмехаться над приемными родителями или оскорблять их, его нельзя подвергнуть такому же суровому наказанию, как то, которое Тора предусматривает в этом случае для собственного ребенка. Все запреты на инцест тоже относятся лишь к кровным родственникам, но не к приемным детям. Поэтому Тора, вообще говоря, даже не запрещает брак между приемным ребенком и одним из детей их приемных родителей (хотя раввины настойчиво предостерегают от подобных браков). И наконец, статус когена или левита не передается от приемного отца к приемному ребенку.
Вообще говоря, все эти предписания, как мне казалось, не имели практического отношения к нашему случаю. Но однажды я обнаружил в одной книге высказывание Любавичского Реббе по вопросу о йихуд ве-кирув басар, которое заставило меня задуматься.
Говоря об еврейском законе, запрещающем мужчине физический контакт и пребывание наедине с посторонней женщиной, Реббе обсуждал связанную с ним, по его мнению, проблему уединения, поцелуев и прикосновений между приемными родителями и приемными детьми.
И тут вдруг я осознал, что совершенно не знаю, что разрешено, а что запрещено в моих отношениях с собственной приемной дочерью. Поразмыслив, я решил, что лучше всего будет проконсультироваться на этот счет с раввином нашего центра абсорбции.
Рабби Левин с первой же встречи поразил меня своим мягким, вдумчивым отношением к людям, искренней отзывчивостью и несомненной эрудицией. Улучив время, я вкратце пересказал ему историю Дворы и задал вопросы, накопившиеся у меня в связи с ее приближающейся бат-мицвой.
«Нужно ли ей снова погружаться в микву?— спрашивал я. — Необходимо ли ей делать публичное заявление о своем согласии оставаться еврейкой? Нужны ли нам свидетели? Выписывается ли во время бат-мицвы новый сертификат о гиюре? И потом, каковы должны быть мои отношения с ней?
Можно ли нам касаться друг друга? И как ей вести себя, когда ее братья достигнут зрелости?»
Будучи, вне всякого сомнения, достаточно сведущим во всех этих вопросах, рабби Левин, тем не менее, не стал спешить с советами, тем самым преподав мне еще один важный жизненный урок.
Обдумав ситуацию, он осторожно сказал:
«Я бы не хотел, чтобы у вас оставалась хотя бы тень сомнения. Поэтому, на мой взгляд, вам было бы лучше всего посоветоваться с выдающимся авторитетом, с посеком, имеющим право принимать решения по сложным вопросам, сразу же становящиеся галахическими прецедентами, то есть пискей-дин. Только такой человек может однозначно ответить на все ваши вопросы.
К счастью, я знаю такого человека — это рабби Шломо Залман Ауэрбах, глава ешивы “Коль Тора”. Он считается одним из ведущих поским в еврейском мире. Я постараюсь договориться о встрече с ним и с удовольствием буду вас сопровождать, если вы захотите.»
Он записал мой домашний телефон и попросил позвонить ему через три дня.
В НАЗНАЧЕННЫЙ ДЕНЬ я встретился с рабби Ле-вином в здании Биньяней а-Ума (Иерусалимского Дворца Нации), недалеко от Центральной автобусной станции, и мы вместе отправились в Шаарей Хесед — небольшой религиозный квартал — к рабби Шломо Залману. Мы поднялись по каменным ступеням небольшого дома на тихой боковой улочке и после короткого ожидания были приглашены в кабинет рабби.
Рабби Шломо Залман сидел за столом, заваленным грудой книг. Я тотчас почувствовал глубокую симпатию к этому пожилому, производившему очень сильное впечатление человеку. Во всем его облике чувствовалось какое-то особое сочетание силы и цельности, доброты и тепла. Его живые, внимательные глаза искрились совсем по-молодому.
Рабби Левин представил меня и на особой смеси иврита и идиша коротко изложил мою историю и мои вопросы.
Рабби Ауэрбах внимательно выслушал сказанное, немного подумал и заговорил негромким, но твердым голосом:
«Если ребенок со времени своего гиюра постоянно соблюдал мицвот, никакой необходимости в дополнительных церемониях не существует.
Если, достигнув зрелости, то есть возраста двенадцати лет и одного дня для девочек, и, соответственно, тринадцати лет и одного дня для мальчиков, ребенок, зная, что он прошел гиюр и имеет право отвергнуть иудаизм, тем не менее продолжает, как прежде, выполнять мицвот, его гиюр автоматически становится окончательным. Нет никакой нужды в каких-либо дополнительных заявлениях; нет нужды в каких-либо свидетелях. Если ребенок хочет подтвердить свой гиюр, он может это сделать, но Галаха этого не требует. Разумеется, все это верно только в случае непрерывного исполнения мицвот.
С другой стороны, если ребенок предпочтет отказаться от своего еврейства, он должен вслух отречься от иудаизма и совершить какой-нибудь поступок, который противоречит еврейскому закону. Если он открыто нарушит еврейский закон — например, будет есть трефное или осквернит субботу, — и сделает это с ясно осознанным намерением отречься от иудаизма, его гиюр будет считаться аннулированным.»
Рабби помолчал, чтобы дать мне возможность усвоить услышанное, и заговорил снова:
«Теперь о том, что касается законов физического контакта и пребывания наедине, йихуда, с вашей дочерью. В вашем случае это не должно стать серьезной практической проблемой, поскольку ваша жена живет в том же доме, в котором, кроме того, всегда находятся несколько маленьких детей. Разумеется, при каких-то обстоятельствах проблема йихуда может возникнуть, но ее всегда можно устранить, например, пригласив к себе соседей или найдя другое аналогичное решение.
Негия — (“прикосновение” или физический контакт) запрещена только в том случае, если является проявлением чувственности. Обычные, повседневные контакты, например, когда вы что-то передаете своей дочери из рук в руки или вместе выполняете какую-либо работу, разрешены. Кроме того, вы должны иметь в виду, что во всех религиозных семьях физические контакты между отцом и дочерьми с течением времени постепенно уменьшаются.»
Я хорошо это знал. Это происходит не только в религиозных семьях, но и в нерелигиозных и даже в нееврейских, хотя и в меньшей степени. Этому факту искали и находили специальные социологические и психологические объяснения, но меня в первую очередь поразили мудрость и предусмотрительность наших древних учителей — составителей Талмуда. Их галахические предписания несли на себе печать глубочайшего понимания законов человеческой жизни и фундаментального знания человеческой психологии.
