– Министр иностранных дел обязан докладом одному Государю, дипломатические вопросы никогда не обсуждаются в Совете министров; председателя совета они совершенно не касаются.
– Так зачем же вы заседаете в Совете министров?
– Чтобы там высказываться по вопросам компетенции совета, к каковым относятся дела, общие нескольким министерства, и дела, которые Государь специально передает на суждение совета, но к этим вопросам не принадлежат дела военные и дипломатические.
Стараюсь выведать от него более подробные сведения о Штюрмере, но он переводит разговор…» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 33–35).
Английский посол Джордж Бьюкенен также отметил это событие в своих мемуарах, но в более негативном тоне: «Тем временем русский император в начале февраля (по новому стилю. – В.Х.) расстался с Горемыкиным и назначил председателем Совета министров Штюрмера. Дед Штюрмера был австрийским комиссаром на острове Св. Елены во время пребывания там Наполеона, а сам он последовательно занимал пост обер-церемониймейстера при русском императорском дворе и ярославского губернатора. Человек весьма недалекий, без всякого опыта в государственных делах, преследовавший исключительно личные интересы и чрезвычайно честолюбивый, он был всецело обязан своим назначением дружбе с Распутиным и поддержке окружавшей императрицу камарильи. Я еще буду говорить о нем ниже, но чтобы показать, что это был за человек, и приведу лишь тот факт, что он взял к себе начальником своей канцелярии бывшего агента тайной полиции Мануйлова, который несколько месяцев спустя был арестован и предан суду за шантаж в одном из банков». (Бьюкенен Д. Моя миссия в России. Мемуары. М., 2006. С. 199–200.)
Редактор «Московских ведомостей» Л.А. Тихомиров 20 января 1916 г. записал в дневнике по поводу нового назначения главы правительства: «В газетах известие: Горемыкин уволен от председательства, на место его – Борис Владим[ирович] Штюрмер. Помоложе Ивана Логгиновича, однако все же 67 лет. Возраст почтенный. Помню, когда-то считался очень правым и в консервативных кругах – в очень старое время – считался годным в мин[истры] внутр[енних] дел, по предполагаемой твердости своего характера. Однако все же не показал себя на деле, кажется, нигде, кроме должности губернатора (в Твери, помнится)». (Дневник Л.А. Тихомирова. 1915–1917 гг. М., 2008. С. 197.)
В дневнике вдовствующей императрицы Марии Федоровны от 20 января 1916 г. имеется запись относительно нового премьера: «Наконец-то навестила Ксению, встретила там Сергея М[ихайловича], который [рассказал, что] старая лиса Г[оремыкин] ушел в отставку. На его место назначен Штюрмер – странный выбор». (Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2005. С. 100.)
Назначение Штюрмера было воспринято многими негативно. Так, например, писатель М.М. Пришвин 25 января коротко по этому поводу записал в дневнике: «Назначение Штюрмера Распутиным – все сводится к Распутину»[140].
Император Николай II принял английского посла Джорджа Ульяма Бьюкенена, который позднее в своих мемуарах писал об этой аудиенции: «В начале февраля (по новому стилю 3 февраля. – В.Х.) я имел аудиенцию, во время которой впервые сделал серьезную попытку побудить императора принять более либеральный курс. Указав на растущее недовольство, находившее открытое выражение во всех слоях общества, я сказал ему, что офицеры и даже генералы, возвращавшиеся с фронта, открыто заявляли, что пора начисто свести тех, кто виноват в страданиях армии. Жертвы, принесенные народом во время войны, заслуживают некоторого вознаграждения, сказал я, и поэтому призываю Его Величество даровать народу в знак благодарности то, что было бы унизительно уступить под давлением революционных угроз. Не пожелает ли он, спросил я, воспользоваться уникальной возможностью скрепить теснее узы, которыми война связала царя и народ, сделав шаг навстречу желаниям своих подданных.
Посоветовав мне не придавать большого значения распространяющимся в Петрограде слухам, император сказал, что очень ценит жертвы, принесенные его народом, но время для уступок еще не пришло. “Вспомните, – продолжал он, – как я в самом начале войны сказал народу, что он должен сосредоточить все свои усилия на войне и что вопросы о внутренних реформах должны быть отложены до заключения мира”. Прощаясь, я сделал последнюю попытку, сказав: “Если Ваше Величество не можете сейчас согласиться на коренные реформы, не можете ли вы хотя бы показать какие-то надежды на улучшение в ближайшем будущем?” Император улыбнулся, подавая мне руку, но на мой вопрос не ответил». (Бьюкенен Д. Моя миссия в России. Мемуары. М., 2006. С. 200–201.)
В этот же день (21 января / 3 февраля) французский посол Морис Палеолог записал в дневнике еще об одном важном событии: «Вслед за увольнением председателя совета министров Горемыкина та же участь постигла и министра внутренних дел А.Н. Хвостова. Обе должности унаследовал Штюрмер.
Отставка Хвостова дело рук Распутина. В течение некоторого времени между этими двумя лицами шла борьба не на живот, а на смерть. По этому поводу по городу ходят самые странные, самые фантастические слухи. Говорят, будто Хвостов хотел убить Гришку через преданного ему агента, Бориса Ржевского; Хвостов при этом действовал в союзе с прежним приятелем Распутина, ставшим затем его злейшим врагом, с монахом Илиодором, живущим теперь в Христиании. Но директор департамента полиции Белецкий, креатура Распутина, напал на след заговора и донес непосредственно императору. Отсюда внезапная отставка Хвостова». (Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 35.)
В свою очередь английский посол Дж. Бьюкенен так описал отставку министра А.Н. Хвостова: «Министр внутренних дел Хвостов, так же, как и Штюрмер, достигший власти при посредстве камарильи, получил в это время отставку. Причины, по которым он впал в немилость, были разоблачены одной из ведущих петроградских газет, и хотя я не могу ручаться за их точность, они проливают настолько яркий свет на ситуацию, что их стоит здесь привести. Оказывается, Хвостов поссорился со своими прежними друзьями и, будучи очень честолюбив, задался мыслью разыграть роль народного благодетеля, освободив Россию от Распутина. С этой целью он послал тайного агента Ржевского в Христианию для переговоров с бежавшим туда бывшим иеромонахом Илиодором, прежним другом Распутина, ставшим одним из его злейших врагов. Всесторонне обсудив вопрос, Илиодор и Ржевский решили убить Распутина и некоторых из его приближенных. Убийцы, как было условлено, должны были получить за свои услуги 60 тыс. рублей от министра внутренних дел.
