Согласно древесному календарю друидов (древних кельтских жрецов) поэт родился «под сенью» Жасмина.
Обратите внимание на то, что в данном случае Жасмин рассматривается не как цветок, а как древовидный кустарник. В то время, как «менее везучие» граждане появились на свет под Ольхой либо, к примеру, – Осиной (деревьями, с виду неброскими), поэту как человеку публичному повезло несказанно. В самом деле, мало кто пройдет равнодушно мимо цветущего куста жасмина. К тому же подобные люди обычно одеваются со вкусом, при этом стильно. Поэт носил модные блейзеры, а слегка расстегнутый ворот рубашки неизменно украшался подобранным в тон шейным платком (как замечали его поклонники, коллекцию последних Вознесенский расширял на протяжении многих десятилетий). И действительно, не ходить же поэту при галстуке, который скорее приличествует чиновнику либо человеку деловому. Но и затасканный свитер человек-Жасмин прилюдно не наденет, даже если принадлежит к богемным кругам. Одна беда: запах этого цветка, хотя и приятен, пожалуй, немного резковат, отчего не всем нравится вдыхать его долгoe время. То же можно сказать и о поэзии Вознесенского, как мне кажется, быстро утомлявшей неподготовленных читателей и слушателей синкопией ритмов и новаторскими рифмами.
В заключение отметим, что с точки зрения астрологии, все – не случайно. Даже то, что наиболее яркий поэт второй половины двадцатого века Андрей Вознесенский в какой-то мере наследовал образную форму одного из лучших поэтов первой половины столетия Владимира Маяковского. Дело в том, что Лиса и Конь (тотем Маяковского, который, кстати, «читался» на его лице) с точки зрения зороастризма близки друг другу по духу.
Незатерянное дитя. Андрей Вознесенский и Арина Вознесенская
Интервью-новелла
В истории нашей литературы такое уже было: известнейший поэт, мгновенно вспыхнувшее чувство к случайно встреченной красивой девушке, тайная любовь, зашифрованные строки стихов и женщина, которая рядом много лет и которая, конечно же, не хочет никакой огласки. К примеру, посмертная, длившаяся полвека кампания по сокрытию, неразглашению, умолчанию истории любви Маяковского к американке русского происхождения и рождения у них дочери. Но ведь шила, как говорится, в мешке не утаишь, только уколешься…
Когда-то в 60-е годы мое юношеское воображение поразила строфа Николая Асеева из поэмы «Маяковский начинается»:
Только ходят слабенькие версийки,
Слухов пыль дорожную крутя,
Будто где-то в дальней-дальней Мексике
От него затеряно дитя…
О чем это? Неужели у Маяковского где-то в далекой стране есть ребенок? Как зовут его мать, живы ли они? Тогда узнать не представлялось возможным. Советская власть тщательно скрывала связи пролетарского поэта с американкой, а уж то, что где-то в стране капитализма живет его дочь, было тайной за семью печатями.
Но в литературных кругах упорно ходили интригующие слухи…
Мои фантазии на этот счет разогрела Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина, певица, мемуаристка и просто удивительная женщина, с которой я имел счастье дружить в 80-е годы. Она рассказала, что в середине двадцатых, оказавшись в Нью-Йорке, попала на вечер Маяковского, с которым была знакома. Потом в гостинице поэт устроил небольшой ужин. Среди гостей выделялась молодая привлекательная женщина. Звали ее Элли Джонс… То, что у Маяковского с юной американкой установились романтические отношения, Татьяне Ивановне стало абсолютно ясно.
Когда впервые в 1988 году я оказался в Нью-Йорке, моим страстным желанием было найти дочь великого поэта. Но тогда из интригующей затеи ничего не вышло. Просто не хватило времени на поиски. Я был ужасно раздосадован. А в 1991 году разразился гром: в Москву приехала Патриция Томпсон, а по-нашему – Елена Владимировна Маяковская. Газеты и журналы написали об этом, как о сенсации. Еще бы! Почитателям поэта наконец открылась новая страница его биографии. Да какая! В Америке живет дочь Маяковского! (Впрочем, она жива до сих пор, но с журналистами уже не встречается.)
Зачем так подробно я вспоминаю об этом? Причина проста. В жизни, в биографиях творческих людей, тем более поэтов, много совпадений.
Весной 1981 года в журнале «Юность» появилась подборка стихов Андрея Вознесенского. Внимательный читатель мог увидеть в этом лирическом цикле новые образы, загадочные строки, которые так и хотелось расшифровать, домыслить… Вскоре в «Советском писателе» вышла его книга «Безотчетное».
Ты мне никогда не снишься.
Живу Тобою наяву.
Снится все остальное.
И это дурные сны.
Спишь на подушке ситчика.
Вся загорела слишком.
Дышит, как чайное ситечко,
Выбритая подмышка.
Набережная Софийская!
Двери балконной скрип.
Медвяная метафизика
Пахнущих Тобой лип.
Как-то встретившись с поэтом в ЦДЛ, я сказал ему о впечатлении от его последних стихов и шутя спросил: «Ты, по-моему, влюблен?…» Андрей светло и радостно улыбнулся.
Однажды, когда я позвонил Вознесенскому, трубку взяла его жена Зоя Борисовна, и неожиданно для меня у нас состоялся разговор, из которого я понял, что у Андрея серьезный роман с молодой девушкой и они сейчас вместе. Не могу вспомнить детали той беседы, помню только, что Зоя Борисовна твердила: Андрей – ребенок, он не может жить, а тем более, писать стихи нигде, кроме как в Переделкино. Все равно он вернется в свой дом… Я искренне согласился с ней и добавил, что Переделкино и она, Зоя, – для Андрея вечные ценности. А увлечения, что ж, она сама знает – были, есть и будут до тех пор, пока поэт творит… Что я мог тогда еще сказать?
И вдруг через какое-то время читаю:
Мужчина с дочкой на плечах
Шагает через поле хлеба.
Другие ноши тягощат,
А эта – подымает к небу…
… Куда несет тебя она?
В ненаступившее столетье…
Потом ты улетишь одна.
Кто защитит тебя на свете?!
Неужели?… Ведь говорил же Андрей, что вся личная жизнь в его стихах…
Шло время. Я ушел из «Огонька», где работал много лет, и стал ездить по свету. С Вознесенским виделся нерегулярно, но за его публикациями, книгами, конечно же, следил, продолжая расшифровывать «тайные» знаки-строки о «девушке в кепке», о встрече с «недоумением», о «зашторенных закатах»…
И вот как-то Петр Вегин, наш общий с Вознесенским друг, рассказал мне, что у Андрея есть дочь, а где он сам живет: то ли со своей новой любовью, то ли вернулся в переделкинские пенаты, – неясно.
Спрашивать у Андрея про его личную жизнь я не смел, в печати ничего не появлялось… Видимо, так решили все стороны – не впускать в эту хрупкую историю посторонних…