Все эти недостатки — типичные издержки чрезмерно рациональной манеры игры Оливера, которая, впрочем, имела и свои положительные стороны. Его исполнение мелодической линии всегда отличалось простотой, строгостью и ясностью. Он обладал прекрасной интонацией и был не только педантичным, но и чутким и даже чувственным музыкантом. И сегодня лучшие его записи доставляют огромное удовольствие поклонникам раннего джаза. Особенно он любил противопоставлять строго организованному биту свободные контрритмы или, вернее, смещенные ритмы. В обычной музыке даун-бит, сильная доля такта, слышится всегда отчетливо. Неподготовленный слушатель, может быть, не всегда сможет правильно указать на нее, но он всегда ее почувствует. Однако существует возможность вводить в мелодическую линию особые ритмические акценты, и тогда наряду с основным, базовым ритмом мы получаем дополнительную ритмическую пульсацию. Для наглядности представим себе, что мы кинокамерой снимаем с определенной скоростью колесо повозки, двигающейся с другой скоростью. При этом нам будет казаться, что колесо вращается в обратном направлении, в то время как сама повозка движется вперед. Оливер был большим специалистом по контрритмам такого рода. Например, в пьесе «Deep Henderson», записанной в 1926 году уже не с «Creole Jazz Band», а с другим оркестром, он исполняет ближе к концу пьесы мелодическую фигуру из восьмушек, начиная ее на втором бите такта. При этом сконструированная им фигура смещена относительно основного метра на одну долю. Слушателю кажется, что мелодия как бы растягивается в разные стороны. Но и этот прием Оливер выполняет в присущей ему педантичной, строгой манере, что, впрочем, не снижает производимого впечатления.
Как можно понять, Армстронг выполнял в оркестре весьма скромную роль. Его второй корнет часто едва слышен. На протяжении чуть ли не половины всех звукозаписей его игра вообще не заметна. Частично это объясняется тем, что Армстронг и Оливер часто использовали во время записей обычную сурдину. Надо было ослабить звучание корнета, которое в студийных условиях оказалось слишком пронзительным. Вряд ли тот же Оливер прибегал к помощи сурдин во время выступлений в шумных дансингах. (Другое дело, что ради особого эффекта он время от времени использовал плунжерную сурдину.) И тем не менее, как свидетельствует Тибо, дошедшие до нас записи дают достаточно полное представление о том, как звучал оркестр Оливера.
По рассказам Лил Хардин и самого Армстронга, во время первого сеанса записи в студии «Gennett» Луи поставили в десяти шагах от остальных музыкантов, так как его корнет якобы чуть ли не заглушал инструмент Оливера. Честно говоря, в это трудно поверить. Армстронг был профессиональным исполнителем и, проработав к этому времени в составе оркестра уже девять месяцев, должен был прекрасно знать, как соразмерять интенсивность своего звучания со звучанием Оливера. В противном случае последний незамедлительно его поправил бы. Много лет спустя в интервью, которое Армстронг дал Филу Элвуду, Луи говорил, что во время записи оркестр располагался вокруг рупора, причем впереди ставили Джонни Доддса, а сам он становился позади Оливера.
Ясно одно: Армстронг старался играть как можно проще, лишь расцвечивая тему, которую вел Оливер, подбирая к ней подчеркивающие ее гармонии, что создавало эффект гетерофонического звучания, напоминающего звучание новоорлеанских уличных оркестров. Изредка Армстронг заполнял паузы, которые Оливер преднамеренно делал между отдельными фразами. По словам блестящего знатока записей «Creole Jazz Band» Роберта Боумена, «то, что исполняют и Доддс, и Армстронг, во многом определяется содержанием фраз, которые играет Оливер, а последние в свою очередь являются производными от основной мелодии пьесы» .
Bowman R. «The Question of Improvisation and Head Arrangement in King Oliver's Creole Jazz Band». Toronto, 1982. Диссертация.
Из сорока с лишним записей, сделанных оркестром Оливера, лишь в четырех Армстронг выступает с настоящим соло: в «Chimes Blues», «Froggie Moore» и двух очень похожих вариантах пьесы «Riverside Blues». Кроме того, он исполняет несколько дуэтов с другими инструментами, подбирая гармонию к их мелодической линии, играет несколько брейков, в том числе ставший знаменитым брейк-дуэт с Оливером, а в трех или четырех номерах ведет главную тему. Мы слышим его игру в общей сложности не более трех-четырех минут, но и за это короткое время убеждаешься в том, что Армстронг на голову выше всех остальных музыкантов оркестра.
Первую запись своего соло Луи Армстронг сделал 6 апреля 1923 года в студии «Gennett», исполняя вместе с оркестром пьесу «Chimes Blues». Основанная компанией «Starr Piano» фирма «Gennett» находилась в Ричмонде, штат Индиана, маленьком индустриальном городке, расположенном примерно в двухстах милях к юго-востоку от Чикаго. Поскольку она не располагала переносным записывающим оборудованием, имевшимся у «OKeh» и других более крупных фирм, музыканты вынуждены были тратить на поездку четыре часа. И столько же обратно. Правда, что касается оркестра Оливера, то не исключено, что он записывался во время очередных гастролей, проходивших где-нибудь неподалеку от Ричмонда. В этих условиях оркестры старались сделать за день как можно больше записей. Так, во время первого сеанса «Creole Jazz Band» записал девять пьес. Обычно «Gennett» платила исполнителям двадцать процентов от получаемого ею общего дохода. При этом никаких гарантий на случай, если пластинка не выйдет, не давалось. Условия в студии были страшно примитивными. Достаточно сказать, что она размещалась в старом складском помещении, расположенном вдоль железнодорожной ветки. Каждый раз, когда мимо громыхали поезда, запись приходилось приостанавливать. «Chimes Blues» — нетипичная для репертуара оркестра пьеса, поскольку все ее музыкальное содержание сводится лишь к нескольким соло, каждое продолжительностью в два хоруса. При этом солисты не только не импровизировали — они, наоборот, скрупулезно следовали заранее сделанной аранжировке. Соло Армстронга идет за фортепианным соло, имитирующим звон колокольчиков . Оно состоит из простой однотактовой фигуры, скорее всего аранжированной Оливером, которая повторяется несколько раз в различных вариантах, таким образом, чтобы соответствовать гармоническим изменениям в мелодической линии блюза. Оба хоруса — идентичны. Основная фигура аранжирована так, что главный акцент падает на вторую долю такта. Этот пример наглядно характеризует приверженность Оливера к использованию контрметра. Фигура повторяется на протяжении всего хоруса и, по идее, каждый раз должна исполняться совершенно одинаково, но под влиянием контрметра Армстронг начинает играть акцентированные звуки как даун-бит, а не как звуки второй доли первоначального метра, на которые просто перенесено ударение. До пятого такта он еще пытается сохранить баланс между метром и контрметром. В шестом такте равновесие окончательно теряется, и метроритмическая пульсация начинает, как говорят джазмены, «движение в обратную сторону». При этом ударные акценты, которые делает Армстронг, оказываются сдвинутыми на одну долю относительно ударных акцентов, исполняемых всем оркестром, что порождает своего рода ритмический хаос. В конце концов в восьмом такте Армстронг делает рывок в стиле страйд и выходит из хоруса там, где он должен был бы выйти. Но этим он еще не решает стоящей перед ним проблемы, так как во втором хорусе повторяет эту же ошибку и выходит из него так же, как и из первого. Возникает подозрение, что после нескольких исполнений данной пьесы Армстронг просто отказывается от попыток сыграть ее правильно и, прибегая к грубой силе, насильно втискивает хорус в ритмическую структуру пьесы.
