Загадкой было и остается только одно: как могла Лиля, с ее безошибочно тонким чутьем, легкомысленно отправиться в не слишком ей нужный вояж и оставить Маяковского на столь длительный срок наедине с собою самим? Притом в тот самый момент, когда его нервное напряжение было уже на грани срыва... Пе оттого ли, что эта поездка была прежде всего нужна вовсе не ей и отложить ее она уже не могла, даже если? бы захотела? Впрочем, и эта гипотеза нуждается в доказательствах. Абсолютно достоверных пока не существует.
Как и все туристы с интеллигентными запросами, оказавшиеся в одном из крупнейших европейских центров культуры, Лиля и Осип посещали в Берлине книжные магазины, выставки и театры. Но особый восторг на Лилю производил, как всегда, зоопарк, прославленный Zoo, где «народилось щенят видимо-невидимо! Львячьих, тигрячьих, слонячьих, кенгуровых, обезьяновых». Так сообщала она Маяковскому о своем ознакомлении с европейской культурой. Ждала в Берлине английскую визу — сначала без особых надежд, потом появились надежды, чуть позже уверенность: визы будут! Пообщаться с московскими гостями приезжали из Парижа Эльза и Арагон: тут и состоялось знакомство Лили с избранником младшей сестры. Новым — и окончательным.
«Скучаем, любим, целуем», — телеграфировал в Берлин Маяковский от своего имени и от имени щенка Бульки. Ничто, казалось, не предвещало печальных событий. Но о той драме, которую переживал тогда Маяковский, в письмах нет ни единого слова. Даже сокрушительный провал московской премьеры «Бани» у Мейерхольда он представил Лиле как несомненный успех.
«Трескучая и холодная болтовня», «издевательское отношение к нашей действительности» — такими были официальные газетные отклики о спектакле. Все понимали, что означают эти политические ярлыки. А тут еще Маяковского настиг тяжелейший грипп, который он всегда переносил мучительно тяжело и которого очень боялся. Но и это, наверно, как-нибудь могло обойтись, если бы не новая любовная история, длившаяся уже несколько месяцев. И в нее он тоже был вовлечен не без участия Лили.
Сразу же после того, как Маяковский вернулся из Парижа, Лиля поставила перед собой задачу пресечь дальнейшее развитие парижского романа — весьма для нее опасного и с непредсказуемыми последствиями. Ни одна другая влюбленность Маяковского не длилась так долги и не была столь интенсивной. Вероятность супружества была на этот раз достаточно велика, так что позволить событиям развиваться естественно — в надежде, что они, как бывало в прошлом, ни к чему конкретному не приведут, — на это Лиля пойти не могла.
Любой брак Маяковского — с кем бы то ни было — автоматически приводил к прекращению его семейного союза с Бриками, и это грозило им отнюдь не только финансовым крахом, как считают и поныне их воинственные недоброжелатели. Сколь бы ни была обаятельна и привлекательна Лиля, как бы ни был умен и талантлив Осип, — все равно стержнем, душой, притягательным магнитом дома в Гендриковом был Маяковский. Любая -его жена никакой «двусемейственности» не потерпела бы. Татьяна, чей психологический портрет Лиля тщательно и почила по рассказам самого Маяковского, по письмам Эльзы, по информации друзей дома, не потерпела бы вдвойне и втройне.
Вполне понятная по-человечески (по-женски — тем более) эгоистичность дополнялась искренней убежденностью Лили в том, что «нормальная» семья Маяковскому вообще не нужна, что для семейной жизни в привычном смысле этого слова он попросту не создан, что, став мужем и отцом, он потеряет себя как поэта и как трибуна и что лишь тот дом, который она, Лиля, ему создала, лишь та свобода, которой он пользуется, не имея при этом ни малейших забот о быте, — лишь такой образ жизни гарантирует ему творческий подъем и духовную удовлетворенность.
Тринадцатого мая 1929 года Осип Брик неожиданно позвонил артистке Веронике Полонской — Норе, как ее звали коллеги, знакомые и друзья, — и пригласил на бега. Брика она, разумеется, знала, но достаточно отдаленно, и не могла предположить, что он за ней станет ухаживать. Другой причины, побудившей Осипа вдруг вызвать на ипподром малознакомую женщину, Нора представить себе тогда не могла. Куда лучше она знала Лилю, которая вместе с Виталием Жемчужным была режиссером пародийного фильма «Стеклянный глаз», где Нора сыграла одну из главных ролей. Премьера состоялась еще в январе, и после празднеств по этому поводу она с Бриками почти не встречалась. Худенькая, изящная, необычайно женственная артистка Московского Художественного театра, которой только что исполнился двадцать один год, Нора уже четыре года была замужем за артистом того же театра Михаилом Яншиным, не будучи безумно в него влюбленной, но вполне довольная тем, как складывается ее судьба.
Предложение Осипа было, однако, принято, но «на всякий случай» вместе с Норой отправился любоваться бегами и ее муж. Компания собралась, как обычно, большая — присутствие в ней Маяковского никого удивить не могло. Здесь и познакомилась с ним Нора «по-настоящему» — до этого ей приходилось видеть его лишь издали и мельком. Ни он, ни Норд не могли догадаться, какой сценарий разработала Лиля: устроив им «случайное» свидание, она была уверена в том, что на этот раз Маяковский не упустит возможности приударить за барышней, относившейся к его традиционному «типу». Во всяком случае, заметит ее. Большего— для «отвлечения» — Лиле пока было не нужно.
И действительно— он ее заметил. Роман развивался с невероятной быстротой и интенсивностью — Маяковский в таких ситуациях никогда не терял время даром и не слишком затягивал «начальный этап». Эта внезапно в нем вспыхнувшая сильная страсть особенно впечатляет, потому что лишь две недели отделяли его от разлуки с той, которой он клялся: «Тоскую по тебе совсем небывало».
В те самые дни, когда он штурмовал Татьяну в Париже любовными письмами и телеграммами, ничуть не менее бурным его атакам подвергалась в Москве (а в июле — августе — на черноморском побережье, куда она выезжала с театром на гастроли) Вероника Полонская. В комнате в Лубянском проезде, куда «тайком» приходили письма из Парижа, Маяковский чуть ли не ежедневно — и тоже тайком — встречался с Норой. С пяти часов и до начала спектаклей в театре время безраздельно принадлежало им двоим. Соседи по квартире давно уже усвоили правило не слишком любопытничать.
Впрочем, для Лили эти тайные свидания вовсе не были тайной — их близости, даже и нараставшей, она была только рада: реальной опасностью считалась Татьяна, а вовсе не Нора. И все, что отдаляло Маяковского от Татьяны, было благом, какой бы ценой ни доставалось.
