Через несколько дней, когда было подозрение о слежке за мной, я снова посетил церковь и показал тому же служителю фотографию. Последний большого интереса к иконе не проявил, но узнав, что я прошу за нее 2000 долларов, с усмешкой предложил приобрести ее долларов за… триста. Для проверки цены иконы посоветовал посетить один из многочисленных антикварных магазинов на Сант Катерине — главной улице торговой части города.
В антикварном магазине, громко именуемом «салон», оценить икону по фотографии отказались. Пришлось показать оригинал. Но вместо просимых 2000 мне предложили 600 долларов. В других магазинах — и того меньше. Сделка не состоялась.
Да и не могла состояться, так как цель «дела с иконой» заключалась в том, чтобы КККП уверовала в мое желание иметь большую сумму, которая равнялась почти полугодовому моему жалованию.
Приближался Новый год. В последних числах декабря, на Рождество, Джеффри неожиданно пригласил меня с семьей на сугубо семейный праздник. Были близкие Джеффри люди и, кроме двоих, все мне знакомые. Из незнакомых — господин средних лет, которого Джеффри представил как своего коллегу по работе. «Коллега» вел себя весьма сдержанно, а Джеффри с ним — настороженно-предупредительно.
Вскоре я заметил, что «Коллега» внимательно наблюдает за мной, моей женой, с которой даже переговорил (позднее она сказала, что этот человек интересовался, не без сожаления ли она покидает Канаду). Из дома «Коллега» отбыл задолго до ухода остальных гостей, не исключено, что он торопился попасть на свой семейный праздник.
Мы предположили, что и неожиданное приглашение меня в контору фирмы на Дроммонде, и эта встреча с «Коллегой» на Рождество были своеобразными смотринами «объекта разработки».
Другое незнакомое лицо, точнее незнакомка, была мать жены брата Джеффри Джейн Твист, о которой так много пришлось слышать. Шестидесятилетняя канадская художница ежегодно проводила по три-четыре месяца среди эскимосов и создала замечательную галерею образов этого народа. Ее открытки и альбомы пользовались в Канаде и США заслуженной популярностью.
Дело есть дело, и присутствие в кругу семьи Джеффри художницы подсказало путь втягивания его в «дело с иконой».
Вскоре после Нового года на одной из встреч я попросил Джеффри помочь мне достать специальный раствор для чистки старых масляных картин. Джеффри живо заинтересовался, с какой целью это мне нужно, точнее — что за картина? Под «давлением» любопытствующего Джеффри мне «пришлось» поделиться своими заботами, связанными с продажей иконы. Упомянул и о визите в церковь, и к антикварам, где предложили слишком малую сумму.
Джеффри немедленно обещал раздобыть необходимый раствор. Однако на очередную встречу его не принес, а попросил саму икону — якобы для подбора наиболее полезного для таких целей раствора. Я же под предлогом, что не хотелось бы вмешивать в это сугубо неофициальное дело лишних людей, отказался ее передать. Когда Джеффри предложил найти на икону покупателя, я передал ему фотографию и сообщил свое желание выручить за нее 2000 долларов.
В феврале Джеффри, побывав в США, сообщил мне, что покупатель нашелся. Им оказался знакомый Джеффри бизнесмен — собиратель русских икон, человек богатый. Он готов был приобрести икону по фотографии и за требуемую сумму.
— Наконец-то! — радостно хлопнул меня по плечу Джеффри. — Вот теперь я вижу человека дела.
Обеими руками он крепко сжал мои руки и вкрадчиво добавил:
— Вы получите гарантии, что об этом никто не узнает. И с не совсем понятной убежденностью и возбужденностью он добавил:
— Вы получите такие гарантии, которые вам даже прийти в голову не могут. Судя по всему, Джеффри готовил меня к встрече с представителями контрразведки. В последующие дни Джеффри с организацией сделки не торопился, явно чего-то выжидал.
По нашему замыслу икону продавать не следовало. Если бы она была продана за сумму 2000 долларов, контрразведке стало бы ясно, что моя потребность в деньгах на данном этапе удовлетворена, а природная осторожность подскажет мне нецелесообразность заниматься еще чем-либо с целью накопительства денег.
С отводом Джеффри от «дела с иконой» помог случай. Как-то он неудачно пошутил:
— А если я расскажу в советском торгпредстве о том, что вы торгуете иконой? Ведь вам не поздоровится?
— Конечно, — кисло ответил я, — но не совсем так. Едва ли вам поверят на слово. — И, хмуро потупившись, сделал вид, что мне такой оборот дела неприятен.
Была ли это случайность или задумка спецслужбы по отводу Джеффри от иконы, но больше я об иконе с Джеффри не разговаривал. Его это тоже устраивало. Однако через некоторое время он спросил меня о ней. В ответ ему было сказано, что она уже продана, хотя и значительно дешевле ожидаемой суммы. Правда, я ехидно добавил, что сделка состоялась без хлопот с американским коллекционером. Джеффри такой ответ вовсе не огорчил. Все говорило о том, что такой оборот его даже радует. «Исчезла» икона и из моей квартиры.
Мы понимали, что Джеффри исполняет в этой работе по заданию контрразведки роль наводчика, а затем разработчика. Можно было предположить с большой степенью уверенности, что рано или поздно он выведет на меня профессиональных контрразведчиков. Но мы понимали и другое: профессионалы должны подойти ко мне под убедительным предлогом и не с пустыми руками.
Вот почему Джеффри не торопился с раствором, не выводил меня на американца — любителя икон. В его задачу входило главное: выявить основу возможного сотрудничества и создать предпосылки к подходу канадской контрразведки.
Для Джеффри и контрразведчиков моя «неудача» с продажей иконы значительно дешевле, чем я якобы предполагал, означала шаг вперед в разработке советского.
Слушающие из спецслужбы могли докладывать, что в преддверии нашего отъезда из страны, в заботах по закупке нужных вещей я «терпел» неудачу — средств для реализации «списка» явно не хватало…
Новый, семьдесят второй год, начался спокойно. Настроение было хорошее — впереди возвращение на Родину. Морозная сухая погода усиливала чувство схожести канадской природы с нашей, русской.
В немногие субботние или воскресные дни я с семьей выезжал за город. Нашим любимым местом была Яблочная долина к югу от Монреаля милях в двадцати. В солнечные дни это место просматривалось даже из окна моего дома. Среди равнины вдруг вставали, как зубья дракона, скалы, покатые с одной стороны и обрывистые с другой. Зимой на склонах этой скалы-горы целые семьи из Монреаля катались на лыжах и табаганах, гуляли по узким, протоптанным в глубоком снегу тропинкам. На мангалах с сухим спиртом жарились хот-доги. В близлежащей деревушке продавался отличного качества яблочный сидр.
